Роберт Шекли - Кн.5. Выбор. Рассказы

— Если я попробую что-нибудь из этого, со мной ничего не случится? — спросил Мишкин.

— Ровным счетом ничего, — ответил ризничий. — Ведь вся эта пища — воображаемая, значит, вы и не насытитесь, и не объедитесь.

— А оказывает ли эта пища духовное воздействие? — спросил Мишкин, пробуя сосиску под соусом чили.

— Должно быть, — ответил ризничий. — Все дело в том, что воображаемая пища — это пища для воображения и эффект ее воздействия зависит от умственных способностей того, кто ее пробует. Для человека недалекого и неумного, лишенного воображения, она оказывается вполне питательной, то есть псевдопитательной; я хочу сказать, что нервная система такого человека не в состоянии различить реальные и воображаемые события. Некоторые идиоты умудряются жить целые годы, потребляя эту бесплотную пищу, лишний раз демонстрируя этим влияние веры на человеческую плоть.

— Между прочим, очень вкусно, — сказал Мишкин, грызя ножку индейки и подливая себе клюквенного соуса.

— Ну разумеется, — ответил ризничий. — У воображаемой пищи всегда отличный вкус.

Мишкин все ел и ел, и чем больше он съедал, тем больше ему это нравилось. Насытившись, он добрался до кушетки, повалился на нее и уснул, убаюканный ее нежной бесплотностью.

— Ну а сейчас, — сказал ризничий, — водичка наверняка польется на мельничные колеса.

— Что вы хотели этим сказать? — спросил робот.

— Наевшись воображаемой пищи, наш молодой человек может увидеть воображаемые сны.

— А это для него не вредно? — поинтересовался робот.

— Обычно это сбивает с толку.

— Тогда я лучше разбужу его, — сказал робот.

— Разумеется, это ваше право, но почему бы нам не включить экран и не настроиться на его сны?

— А разве это возможно?

— Вам следовало бы верить в это, — сказал ризничий. Он пересек комнату и включил телевизор.

— А раньше его там не было, — заметил робот.

— Одним из преимуществ воображаемого замка, — сказал ризничий, — является то, что вы можете найти здесь все, что вам заблагорассудится, и нет никакой необходимости знать, почему это так, к тому же утомительные объяснения всегда разочаровывают, не так ли?

— Почему вы не настраиваете экран?

— Он уже давно настроен, — ответил ризничий. — А вот и титры.

На экране засветилась надпись:

«Роберт Шекли ентерпрайзиз» представляет

«Воображаемый сон Мишкина»

Неомениппейская [9] Мениппея — жанр античной литературы, характеризующийся свободным соединением серьезного и комического, философских рассуждений и сатиры, а также фантастическими ситуациями. родомонтада [10] Родомонтада — хвастовство неустрашимостью, фанфаронство (от имени Родомонти — действующего лица поэмы Ариосто «Неистовый Роланд»).

Производство студии Кан Пеп Корро, Ибица

— Что это такое? — удивился робот.

— Обычная дребедень, — ответил ризничий. — А вот и сам сон.

Мишкин прогуливался, размышляя о природе реальности, как вдруг кто-то окликнул его: «Эй!» Мишкин вздрогнул от неожиданности и оглянулся. Он никого не увидел. Вокруг простиралась плоская равнина, и в любом направлении от него на расстоянии по крайней мере в пять миль не было ни единого предмета высотой больше фута, за которым кто-нибудь мог спрятаться.

Однако Мишкин не растерялся.

— Как поживаете? — спросил он.

— Благодарю вас, прекрасно. А вы?

— Вообще-то неплохо. Скажите, а мы раньше с вами встречались?

— Не думаю, — сказал голос. — Но вообще-то трудно сказать, не так ли?

— Верно, — согласился Мишкин. — А что вы здесь делаете?

— Я здесь живу.

— Приятное местечко.

— Отличное, — сказал голос. — Вот только зимой чертовски холодно и влажность высокая.

— Неужели?

— Да. А вы, наверное, турист?

— В некотором роде, — ответил Мишкин. — А здесь я впервые.

— И как вам здесь нравится?

— Очень красиво. Я, правда, многого еще не видел, но то, что успел посмотреть, очень красиво.

— А мне здесь все кажется обыкновенным, — сказал голос. — Наверное, потому, что я здесь живу.

— Возможно, — согласился Мишкин. — Точно так же и я чувствую себя дома.

— А где, кстати, ваш дом?

— На Земле, — ответил Мишкин.

— А, это такая большая красная планета?

— Нет, это небольшая зеленая планета.

— Кажется, я что-то слышал о ней. Национальный парк в Йеллоу-Стоун?

— Именно там.

— Далеко же вы забрались от своего дома.

— Я тоже так считаю, — сказал Мишкин. — Но мне нравится путешествовать.

— Вы прилетели на космическом корабле?

— Да.

— Бьюсь об заклад, что это было чертовски здорово!

— Да, вы правы.

Наступило неловкое молчание. Мишкин никак не мог освоиться с тем, что не видит своего собеседника, и решил, что спрашивать об этом сейчас было бы уже глупо, нужно было это сделать раньше.

— Ну что ж, — сказал голос, — мне пора двигаться дальше.

— Благодарю за приятную беседу, — сказал Мишкин.

— И мне было очень приятно. Интересно, а вы заметили, что я невидим?

— По правде говоря, да. Надеюсь, что меня-то вы видите?

— Разумеется. Мы, невидимки, можем прекрасно различать видимые предметы вроде вашей фигуры. Разумеется, кроме тех из нас, кто слеп. Но таких не очень много.

— А друг друга вы не можете видеть?

— Нет, конечно. Если бы мы видели друг друга, то не были бы невидимками.

— Простите, я не подумал об этом, — сказал Мишкин. — Наверное, у вас масса неудобств?

— Абсолютно верно, — сказал невидимка. — Мы ходим по улицам, не замечая друг друга. Это действует на нервы, хотя и знаешь, что ничего тут не поделаешь. Кроме того, невидимость мешает нам влюбляться друг в друга. Например, в субботний вечер на танцульках я знакомлюсь с хорошенькой девушкой и понятия не имею, действительно ли она хороша или овца овцой. А спрашивать как-то неловко. Я понимаю, такие вещи не стоит принимать во внимание, но узнать-то хочется.

— Во всяком случае, на Земле это так, — согласился Мишкин. — Но, наверное, у вас есть и свои преимущества?

— О, конечно! Мы, например, страшно любим пугать людей из-за угла. Но сейчас все уже привыкли к этому и, вместо того чтобы испугаться, нас посылают подальше.

— Но вот, скажем, на охоте невидимость очень выгодна?

— Ничуть. У нас, невидимок, очень тяжелая походка, так что на охоте мы здорово шумим — если только не стоим неподвижно. Поэтому нам остается охотиться на одного-единственного представителя здешней фауны. Мы называем их «глухарями», поскольку они абсолютно глухие. Тут, конечно, наша невидимость дает определенные преимущества, но, увы! — «глухари» на редкость невкусны, даже в виде жаркого под соусом бешамель.

— Я всегда считал, что невидимки на голову выше обычных людей, — сказал Мишкин.