Эдвард Уайт - Лукунду

За всем этим последовал оглушительны скандал по поводу нарушения ею предыдущего брачного договора, приведший к неожиданной ссоре молодоженов и разводу, а затем была череда широко разрекламированных заявлений разведенной дамы об очередном замужестве, но - о, женщины! завершившаяся тем, что "молодые" снова сошлись, немного пожили вместе, снова разругались в пух и прах - вплоть до нового развода, Стоун поспешно бежал из родной Англии, и вот он здесь - под пологом лесов Черного континента. Воспоминания о перипетиях жизни Стоуна обрушились на меня подобно шквалу; мне показалось, что и бесстрастный Ван Райтен на сей раз не остался безучастным к судьбе отважного путешественника, так что некоторое время мы просидели в полном молчании.

Наконец он спросил:

- А где Вернер?

- Умер, - ответил Этчам. - Еще до того, как я присоединился к Стоуну.

- Вы не были с ним в Луэбо?

- Нет. Мы встретились у водопадов Стэнли.

- Кто с ним сейчас? - спросил Ван Райтен.

- Только слуги-занзибарцы и носильщики.

- Какие именно носильщики? - тон у Ван Райтена был требовательный.

- Люди из племени манг-батту, - простодушно ответил Этчам.

Мы были поражены, поскольку данное известие лишний раз подтверждало репутацию Стоуна как прирожденного лидера. Дело в том, что ранее никому не удавалось привлечь людей манг-батту к работе в качестве носильщиков, тем более за пределами их родной местности или в какой-то длительной и сложной экспедиции.

- И долго вы пробыли в этом племени?

- Несколько недель. Стоун заинтересовался ими и составил довольно подробный словарь их языка. У него даже сформировалась теория о том, что они представляют собой ветвь, отходящую от племени балунда, чему он нашел немало подтверждений, когда изучал их обычаи.

- Чем же вы все это время питались? - поинтересовался Ван Райтен.

- В основном, пробавлялись дичью.

- И давно Стоун болеет?

- Больше месяца.

- А вы все это время спокойно занимаетесь охотой! - не удержался Ван Райтен.

На обветренном, задубевшем лице Этчама каким-то образом проступила краска стыда.

- Да, я охотился, - удрученно признался он, - впрочем, без особого успеха. Несколько раз так досадно промазал.

- Чем болен ваш шеф?

- У него что-то вроде карбункулов на теле.

- Ну, уж пара карбункулов едва ли свалила бы такого человека, как Стоун, - усомнился Ван Райтен.

- Видите ли, это не совсем карбункулы, - пояснил Этчам. - Я же сказал: что-то вроде. И их отнюдь не пара. За все это время у него появилось несколько дюжин подобных опухолей, причем иногда по пять штук сразу. Будь это действительно карбункулы, он бы давно Богу душу отдал. Временами болезнь отпускает его, а иногда становится совсем плохо.

- В смысле?

- Видите ли, - Этчам явно колебался, - эти нарывы лишь внешне походят на карбункулы. Они не очень глубоко проникают вглубь тканей тела, практически безболезненны и почти не вызывают повышения температуры. И в то же время создается впечатление, что они - лишь симптом какого-то другого, более серьезного заболевания, которое временами отражается даже на его рассудке. Поначалу он еще позволял мне помогать ему одеваться, так что я видел некоторые из них. Но потом он стал тщательно скрывать их - и от меня, и вообще от посторонних. Когда наступает очередное обострение, он скрывается у себя в палатке и никого туда не впускает, даже меня.

- У него много сменной одежды? - спросил Ван Райтен.

- Есть кое-что, - с сомнением в голосе произнес Этчам, - но он ею почти не пользуется, предпочитая каждый раз стирать один и тот же комплект. И надевает только его.

- И как же он борется со своим недугом?

- Срезает эти нарывы бритвой - под самое основание.

- Что?! - не смог удержаться Ван Райтен.

Этчам ничего не сказал и лишь внимательно посмотрел ему в глаза.

- Прошу прощения, - пробормотал Ван Райтен, - но вы действительно поразили меня. Это определенно не карбункулы, поскольку при таком методе "лечения" он бы давно уже скончался.

- Но я ведь уже сказал вам, что это лишь похоже на карбункулы, - тихо проговорил Этчам.

- Да что ж получается-то? Он что, с ума сошел?

- Может, и так. Меня он, во всяком случае, совсем не слушает и ни о чем не просит.

- И сколько их он уже срезал подобным образом?

- Насколько мне известно, пока только два.

- Два? - переспросил Ван Райтен.

Этчам снова покраснел.

- Я как-то раз подсмотрел через щелку в его палатке... Мне показалось, что несмотря на все его протесты, я должен продолжать заботиться о нем, тем более, что сам он не в состоянии этого делать.

- Согласен с вами, - кивнул Ван Райтен. - И вы сами видели, как он их срезал?

- Да, оба раза. И я думаю, что с остальными он поступил таким же образом.

- Сколько, вы говорите, было у него таких опухолей?

- Несколько десятков, - коротко проговорил Этчам.

- Как у него с аппетитом?

- Просто волчий. Съедает больше, чем два носильщика.

- Ходить он может?

- Передвигается кое-как, только все время стонет, - просто сказал Этчам.

- Значит, говорите, температура невысокая? - задумчиво пробормотал Ван Райтен.

- Да, не очень.

- Он впадал в бред?

- Всего дважды. Сначала - когда появилась первая опухоль, потом еще раз. В те моменты он не позволял никому даже приблизиться к нему. Но нам было слышно, как он все говорит, говорит без умолку... Слуги очень пугаются.

- В бреду он пользуется местным наречием?

- Нет, но это какой-то очень близкий им диалект. Хамед Бургаш - это один из наших занзибарцев - утверждает, что он говорит на языке племени балунда. Я тоже немного с ним знаком, хотя всерьез никогда не занимался. Стоун за неделю освоил язык манг-батту лучше, чем я смог бы за год. Но мне показалось, что я тоже различил несколько слов. Во всяком случае, носильщики из этого племени тогда не на шутку перепугались.

- Перепугались? - недоверчиво переспросил Ван Райтен.

- И занзибарцы тоже, даже Бургаш. Да и я немного струхнул, правда, по другому поводу. Дело в том, что он говорил разными голосами.

- Что-что? - не удержался Ван Райтен.

- Да, - повторил Этчам, причем сейчас он казался более возбужденным, чем прежде. - Это были два разных голоса, как при беседе двух людей. Один был его собственный, а другой - очень высокий, пронзительный, блеющий какой-то, ни на что не похожий. Первый, более низкий, вроде бы проговорил нечто, похожее на "голова", "плечо", "бедро" на языке магн-батту, разумеется, и еще, кажется, "говори" и "свисти"; а второй, писклявый, так пронзительно проверещал: "убить", "смерть" и "ненависть". Бургаш тогда подтвердил, что тоже слышал эти же слова. Он знает магн-батту гораздо лучше меня.

- А носильщики что сказали?

- Они только повторяли: "Лукунду, лукунду", - ответил Этчам. - Я не знал этого слова, и Бургаш пояснил, что на магн-батту оно означает "леопард".

Читать дальше