Брайан Олдисс - Лето Гелликонии

Территория Борлиена, по большей части равнинная и состоящая из плодородных земель, отлично пригодных для земледелия, именовалась у рандонандцев Пустыней. Пустыня, по мнению рандонандцев, была местом безбожным: самое главное, там не было иных, а также не было больших деревьев, диких зверей, а в довершение всего, там невозможно было достать ни капли вулумунвума. А потому племя, оказавшись на такой безбожной земле, с наслаждением безобразило: поджигало близкостоящие амбары или уничтожало посевы.

Фермеры в этих приграничных краях были люди смуглокожие и отличались крутым нравом. Они выслеживали ошалевших от пьянства рандонандцев и, предварительно избив, гнали их обратно в леса. Часто такие стычки заканчивались большой кровью с обеих сторон, тем более что при столкновениях рандонандцы стреляли в фермеров из духовых трубок оперенными шипами ядовитых лесных растений.

Так, незаметно, стычки между племенами и фермерами переросли в бесконечную войну между Борлиеном и Рандонаном.

Постоянные вторжения рандонандцев, оборона, атаки — все это воздействовало на людские умы, и, как следствие, они стали преувеличивать истинное положение вещей. И потому, к тому времени, когда Вторая Армия вошла в джунгли Рандонана, разрозненные племена лесных жителей воспринимались военными начальниками Борлиена как хорошо сплоченное и отлично управляемое воинство.

Но это было не так. За рандонандцев все сделали их родные джунгли. Лучшим испытанным способом защиты племен было поспешное бегство в джунгли, откуда так весело было, по примеру иных, на разные лады завывать темными ночами и пугать нечестивых захватчиков.

К тому же в джунглях борлиенцев поджидали и другие враги: это плоды, употребление которых вызывало дизентерию, вода, которая косила людей малярией, и сырость ночей, несущая с собой лихорадку. Один за другим, иногда и целыми батальонами, борлиенские солдаты исчезали в джунглях Рандонана, а вместе с ними испарялись и амбиции короля ЯндолАнганола, так надеющегося на победу в Западной Войне.

По мере усиления жары Панновал ужесточил репрессии против всех племен фагоров, проживающих на его территории, объявляя один за другим крестовые походы против расы нечестивцев. Спасающиеся от неминуемой смерти фагоры бежали на территорию Борлиена, что вызывало недовольство у основной массы населения этой страны — подданных короля Орла, в душе люто ненавидящих двурогих и видящих в них источник всех бед.

Но мнение короля в корне отличалось от мнения народа. В своей речи перед скритиной он объявил, что и впредь он намерен принимать беженцев и предоставляет им поселения, которые пустовали после ликвидации армии Дарвлиша.

Рука помощи, протянутая из Борлиена фагорам, пришлась мало кому по вкусу в Панновале и Олдорандо, в результате чего выдача грамоты с разрешением на развод была отложена на неопределенный срок.

Надев яркую куртку, король отправился повидаться со своим отцом. Подвал казался ему еще более сырым, чем всегда. Он вошел в камеру.

В камине тлело обугленное полено. Старик, как обычно, завернутый в одеяло, сидел перед камином, свесив голову на грудь. Казалось, все было как всегда, за исключением одного, — бывший король ВарпалАнганол был мертв.

Король ЯндолАнганол подошел к зарешеченному окошку под потолком и, подняв к нему голову, принялся смотреть на свет. Потом, не оборачиваясь, тихо окликнул. Но ничто не двинулось позади него. Тогда он позвал еще раз, теперь громче.

— Значит, ты и вправду умер? — спросил пустоту ЯндолАнганол. — Вот так, еще одно предательство…

Подойдя к камину, он неожиданно резким пинком ноги выбил из него тлеющее полено. Потом, вне себя от ярости, он ударил ногой о стул с мертвецом, отчего труп с негромким стуком упал на каменный пол.

Встав над бренными останками, король какое-то время брезгливо смотрел на них и вдруг, с рыданиями упав на грудь отца, стал бессвязно шептать что-то, перемежая свои слова то упреками, то извинениями.

В пристройке для слуг доживала свой век старая нянька короля. Она была очень больна и почти не вставала с постели. В комнатах слуг ЯндолАнганол не бывал уже очень давно, наверное, с той поры, как перестал считаться ребенком. Но он без труда нашел комнату старухи, которая, увидев монарха, в ужасе схватилась дрожащей рукой за изголовье кровати и предприняла слабую попытку подняться и сесть.

— Он умер, твой любовник и повелитель, — ровным голосом проговорил король ЯндолАнганол.

На следующий день в столице была объявлена неделя траура и Первый Фагорской Полк королевской гвардии промаршировал по улицам города с черными траурными повязками.

Простой люд, изголодавшийся по любому зрелищу, собирался в святом месте, где король ВарпалАнганол, с подобающей его величеству помпой должен был быть похоронен в соответствующей земляной октаве.

Отпевание совершалось под руководством самого Архиепископа Дома Страждущих, БранцаБагината. Члены скритины тоже были здесь. По такому случаю для них были сколочены деревянные трибуны, обшитые флагами дома Анганолов. Суровость на лицах господ депутатов происходила не от печали по усопшему монарху, а по большей части от неодобрения действий монарха живого; тем не менее, несмотря на все свои несогласия, они все же не посмели не прийти на похороны, страшась последствий. Со многими членами скритины пришли и их жены.

Стоящий на краю отрытой могилы король ЯндолАнганол выглядел одиноким и всеми покинутым. Время от времени он бросал короткие острые взгляды по сторонам, словно все еще надеялся разглядеть в толпе хоть одно сочувствующее лицо.

Архиепископ БранцаБагинат закрыл глаза и начал отпевание.

— Неудержимый ток лет уносит нас все дальше и дальше от мига появления на свет, с каждым шагом приближая к последней октаве. Как в небесах наших сияют два светила, большее и меньшее, так и существование каждого творения Божьего имеет две составляющие, жизнь и смерть, одна из них меньшая, а другая большая. Сегодня великий король ушел от нас, вступив в свою великую фазу существования. Он был мудрым человеком и знал, что любому свету в конце концов суждено кануть во тьму…

В этот самый миг раздался голос короля.

— Вот лежит перед вами злодей, разрушивший жизнь свою и моей матери. Как вы смеете молиться за него, продавшего свою честь и достоинство?

Одним скачком перепрыгнув через могилу и оттолкнув архиепископа, он бросился бежать по дороге, ведущей ко дворцу, что-то выкрикивая на бегу. Даже когда толпа скрылась из виду, он не прекратил бежать, а мчался так, пока не добрался до стойла, где вскочил в седло хоксни и как безумный погнал его к лесу. Любимец Юлий был забыт на полдороге, отстал и теперь со стенаниями брел обратно к дворцу.