Брайан Олдисс - Лето Гелликонии

Речь ледяного капитана тронула короля, который, немного оживившись, положил на плечо Мунтраса руку. Глаза капитана были круглыми и совершенно невинными.

— Жаль, что меня не окружают такие люди, как вы, капитан, изрекающие вещи только простые и разумные. Вы славно служили, и я благодарен вам. Я помню все, включая и то, как вы помогли мне в день, когда я, раненный в этой мерзкой переделке при Косгатте, истекая кровью, полз по улицам Матрассила. Вы истинный патриот.

— Сударь, я патриот моей родины, Димариама — куда я теперь собираюсь вернуться, чтобы поселиться там в тиши и покое. Это плавание — мое последнее. Мое дело, ледяная торговля, будет продолжена моим сыном, который, я уверен, выкажет вам и… гм… бывшей королеве не меньшую преданность, чем пытался выказать я. Солнца припекают все жарче и жарче, ваше величество, возможно, дворцу понадобится больше льда.

— Капитан, вы заслужили награду за ваш труд. Сейчас я почти нищ, от скритины, погрязшей в скаредности и дрязгах, ждать нечего, но я хочу вас наградить — что хотите вы получить в награду за свою преданность?

Мунтрас переступил с ноги на ногу.

— Сударь, я служил вам не ради награды, просто потому что был горд и рад тому, что мог вам угодить, да и не стою я того, но уж коли зашел такой разговор, могу я предложить вам обмен? Держа курс к Матрассилу, я, проникшись вдруг состраданием, спас из реки фагора, обреченного на гибель погромщиками, участниками крестового похода. Сейчас двурогий совершенно оправился после своего пребывания в воде, часто оканчивающегося для его сородичей печально, и собирается искать себе обиталище вдали Кахчаззрха, где его род подвергают преследованиям и гонениям. Я готов преподнести вам этого сталлуна в качестве раба, если вы согласитесь отдать мне вашего узника, кем бы он ни был, демоном или чем другим. Согласны ли вы на такой обмен?

— Можешь забирать себе этого выродка, если хочешь. Забирай его и уводи скорее с глаз моих долой. А взамен, капитан, я не приму у тебя ничего. Если ты возьмешь на себя труд вывезти это за пределы моего королевства, я еще останусь у тебя в долгу.

— Тогда я сейчас же забираю его с собой. И все-таки, ваше величество, я пришлю вам моего фагора в знак того, что в будущем мой сын сможет предлагать во дворец свой товар на тех же свободных условиях, как и я. Он хороший парень, мой Див, хотя, сударь, пока и не превосходит своего отца, к сожалению.

Так Билли Ксиао Пин перешел в руки ледяного капитана.

На следующий день легкий бриз рассеял поднимающийся от реки туман, а вслед за туманом рассеялась и тоска короля. Сдержав свое обещание, он отправился в скритину, перед которой выступил с речью.

По мнению многоглазого существа, покашливающего и с интересом взирающего на Орла со своих жестких церковных скамеек, король сегодняшний разительно отличался от короля вчерашнего. Коротко, но недвусмысленно отметив нечистую роль советника СарториИрвраша, однозначно виновного в упадке государственного состояния на сегодняшний день, король ЯндолАнганол счел нужным исповедаться и сам.

— Господа парламентарии, когда я восходил на престол Борлиена, вы клялись мне в верности. Дела нашего любезного сердцу королевства не всегда шли наилучшим образом, что я, конечно, не отрицаю и никогда не отрицал. Любой король, каким бы всемогущим он ни был, с каким бы радением ни относился он к состоянию своих подданных, иногда просто не в состоянии переломить ситуацию. Я, к сожалению, не способен отменить одним своим указом засуху или запретить солнцам проливать свой свет на наши земли, измученные жарой.

На душе моей нет покоя, поскольку на ней лежит грех преступления. Подстрекаемый моим советником, я согласился на расправу с мирдолаторами. Я каюсь в этом перед вами и прошу у вас прощения. Но помыслы мои и в тот ужасный миг были чисты, — убийством я надеялся принести мир и согласие в королевство, предотвратить в нем дальнейший раскол. Я отказался от своей королевы, а оставив ее, я оставил также и похоть и все помыслы о личном благе. Мой следующий брак, с принцессой Симодой Тал из королевского дома Олдорандо, будет чисто династическим и целомудренным, целомудренным, клянусь вам. Я не притронусь к моей будущей жене — разве только наследника ради. Я отлично понимаю нелепость разницы наших возрастов и то, что наш брак неравный совершенно, и тем более прошу понять меня. С настоящего времени я собираюсь целиком и полностью посвятить себя делам своей страны, ее благополучию. Я приношу вам свое обещание и клянусь в верности и покорности, но в обмен, господа, хочу услышать от вас то же самое.

Говорил король с трудом, в горле его словно стоял комок, в глазах копились слезы. Его слушатели сидели в полном молчании, неотрывно глядя на своего монарха. Мало кто сочувствовал ему; большая часть присутствующих депутатов злорадствовали и уже строили планы по поводу того, какую выгоду можно будет извлечь из внезапной перемены настроения и ослабления решительности монарха.

У Гелликонии не было спутников, но приливы все же имели место. И, по мере приближения к планете Фреира, ее водяная оболочка переживала увеличение приливной силы на шестьдесят процентов больше, чем когда хозяин небес находился в апоастре, иначе говоря, на удалении более чем семи тысяч астрономических единиц.

Поселившись в своем новом доме, королева МирдемИнггала стала часто гулять в одиночестве по берегу моря. На время прогулок мысли, мучительно угнетающие ее в другое время, улетучивались и приходил покой. Берег моря представлялся ей как бы ничейной, переходной полосой между королевством моря и королевством суши. Берег напоминал ей матрассильский тускло освещенный садик, пребывающий где-то посреди ночи и дня, теперь, к сожалению, такой далекий. Часто глядя вдаль на горизонт, она думала о том, удалось ли ледяному капитану выполнить ее просьбу и доставить адресату, генералу далекой войны, заветное письмо.

Ее одежды были по преимуществу бледно-желтого цвета. Цвет этот как-то незаметно пришел вместе с одиночеством. В прошлой жизни ее любимым цветом был красный, но с известных пор красного она больше не носила. Свистящий шелест морского прибоя требовал, как ей казалось, желтого цвета.

Выкупавшись, королева оставляла Татро играть на пляже, а сама отправлялась на прогулку вдоль высокой линии прилива. Фрейлина, испытывая от странностей королевы досадливую неловкость, осторожно следовала за своей госпожой в некотором отдалении. На песке тут и там торчали пучки жесткой травы. Иногда пучки травы росли густо, образуя подобие лужаек-островков. Стоило отойти от пляжа на десяток шагов в глубь суши, как растительность заметно менялась. Первыми появлялись мелкие белые стойкие маргаритки с покрытыми жесткой кожицей стеблями. Дальше попадались небольшие приземистые растения с мясистыми и ленточными, почти как у водорослей, листьями. Названия их МирдемИнггала не знала, но собирать очень любила. Вслед за этими приземистыми растениями появлялись другие, с темными листьями, уже почти деревца, которые, задыхаясь между жесткой травой и песком, сбивались в рощицы, словно надеясь выжить сообща там, где условия для этого были более приемлемыми. Позади, за спиной у этих отважных захватчиков новых территорий, лежала прилизанная волнами береговая полоса с обычным морским мусором. Дальше шли жидкие почвы, где начинали расти маргаритки покрупнее, с уже довольно большими цветами. Затем берег наводнялся уже менее яркими травами и деревьями, плодородная почва брала свое, и лишь кое-где в нее еще врезались песчаными языками посланники пляжа.