Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 8

— Почему же?

— Потому, что они достаточно хорошо осведомлены о наших обычаях, чтобы знать, что у нас заправляют мужчины. Если ты вдумаешься, то поймешь, что в этом есть определенная логика.

Торби задумался. Кто был главой Семьи? Отец? Или, может быть, бабушка? Разумеется, старший офицер, отдавая распоряжение, подписывает его «по приказу капитана», но это лишь для того, чтобы… нет. Хотя, как бы то ни было…

Внезапно Торби пришло в голову, что во многих отношениях нелогичны именно традиции Семьи. Но капитан продолжал;

— На самом деле мы не станем есть; это не более чем условность. Тебе подадут сосуд с зеленой тягучей жидкостью. Поднеси его ко рту, но не пей; выест кишки. И… — капитан запнулся, оглядываясь на промчавшегося в опасной близости очередного ездока, — …будь внимателен, и ты сумеешь понять, как вести себя в следующий момент. О, я совсем забыл! Я спрошу, сколько лет сыну хозяина, и потом такой же вопрос будет задан тебе. Отвечай «сорок».

— Почему сорок?

— Потому что в их понятии сорок лет — самый подходящий возраст для ребенка, который начинает помогать отцу.

Наконец они прибыли на место и опустились на корточки напротив двух лосиан, к которым сбоку примостился еще и третий. Разделявший их экран был сделан из материала, напоминавшего прозрачную ткань, и Торби прекрасно видел сквозь него. Он пытался смотреть в оба, слушать и вникать, но шум дорожного движения постоянно его отвлекал. Ракетки проносились мимо и даже порой между сидящими, пронзительно и весело визжа.

Хозяева начали беседу и обвинили капитана в каком-то злонамеренном поступке. Переводчика было почти невозможно понять, но он проявил удивительное мастерство в употреблении бранных выражений интерлингвы. Торби не мог поверить своим ушам и ожидал, что отец либо тут же повернется и уйдет прочь, либо затеет скандал.

Однако Крауза спокойно выслушал и выступил с вдохновенной, исполненной поэтики речью, обвиняя лосиан во всевозможных пороках — от сутяжничества до тунеядства и торговли наркотиками.

Произнесенные слова настроили договаривающиеся стороны на дружественный лад. Лосианин преподнес капитану торий и выразил намерение подарить ему своих сыновей и все свое имущество.

Крауза с благодарностью принял дар и выразил желание расстаться со своим «Сизу» и всем, что было на борту.

Затем стороны сделали широкий жест и вернули друг другу подарки. В итоге был сохранен «статус кво» и каждый оставил у себя лишь то, чем уже завладел к нынешнему моменту: лосианин — несколько центнеров листьев верги, Торговец — контейнеры с торием. Оба сошлись во мнении, что верга и торий — сущая безделица, пустяк, не более чем символ нежной дружбы. В приливе нахлынувшего чувства лосианин подарил капитану своего сына, и Крауза тут же преподнес ему (или ей?) Торби. Последовавший затем обмен мнениями выявил, что оба они слишком молоды, чтобы покидать родные стены.

Возникшее затруднение было разрешено предельно просто: дети обменялись именами. Торби стал обладателем имени, которое ему вовсе не нравилось и которого он даже не мог произнести. Затем последовал «обед».

Торби даже представить не мог, как можно пить эту отвратную зеленую бурду. Поднеся ее ко рту, он почувствовал, как его ноздри опалило огнем, и закашлялся. Капитан предостерегающе посмотрел на него.

«Поев», они тут же двинулись в обратный путь. Никаких «до свидания», просто поднялись с места и отправились восвояси. Пробираясь, словно лунатик, сквозь уличную толчею, капитан Крауза рассеянно произнес:

— Для фраки они очень неплохие существа. Никакого авантюризма, и притом кристально честны. Меня всегда интересовало, что бы они стали делать, кабы я принял всерьез какой-нибудь из их подарков. Вероятно, отдали бы без всяких возражений.

— Не может быть!

— Не скажи. Ты вполне мог бы уйти отсюда, таща за собой этого лосианского мальца.

Торби умолк.

Покончив с делами, Крауза помог ему сделать покупки и сориентироваться на местности, что принесло юноше немалое облегчение, ибо он не знал ни что купить, ни как пройти к кораблю. Отец привел его в лавку, хозяин которой говорил на интерлингве. Лосиане производят массу вещей, исключительно сложных на вид, о назначении которых Торби мог только догадываться. По совету капитана он выбрал маленький полированный кубик, внутри которого, если его потряхивать, проецировались бесконечные виды Лосиана. Торби протянул продавцу одну из проволочных «банкнот», и тот дал ему сдачу в виде целого ожерелья «монет». Затем лосианин вручил юноше покупку и подарок «от заведения».

Торби передал продавцу через Краузу свои пожелания, что может предложить взамен лишь свою признательность до гробовой доски. Процедура приобретения сувенира закончилась обменом вежливыми оскорблениями.

Наконец на горизонте показался космопорт, и, увидев вдали родные контуры «Сизу», Торби почувствовал облегчение.

В каюте сидел Джери, задрав ноги на стол и заложив руки за голову. Он хмуро посмотрел на Торби.

— Привет, Джери!

— Здравствуй.

— Выходил в город?

— Нет.

— А я прогулялся. Смотри, что я купил! — Торби протянул племяннику волшебный кубик. — Потряси его, и каждый раз новое изображение.

Джери посмотрел одну картинку и вернул кубик обратно.

— Очень интересно.

— Ты чего такой смурной? Съел что-нибудь не то?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

Джери опустил ноги на палубу и посмотрел на Торби.

— Я возвращаюсь в компьютерную.

— Что?

— Да нет, статуса я не потерял. Придется опять заняться обучением новичков.

Торби похолодел.

— Ты хочешь сказать, что меня выставляют?

— Нет.

— Так что же случилось?

— Мату обменяли.

Обменяли Мату? Навсегда? Маленькую Матти с серьезными глазами и веселым смехом? Торби ощутил, как накатывает грусть, и, к своему удивлению, осознал, насколько это для него существенно.

— Не верю!

— Не валяй дурака!

— Когда это случилось? Куда ее отправили? Почему мне ничего не сказали?

— Ясное дело, на «Эль Нидо»; кроме «Сизу», это единственный корабль Людей в лосианском порту. Мата ушла около часа назад. Я не предупредил тебя потому, что сам не знал… до тех пор, пока меня не вызвали в бабушкину каюту, чтобы я попрощался с сестрой. — Джери нахмурился. — Когда-нибудь это должно было произойти… но я думал, что бабушка не отпустит Мату до тех пор, пока она не утратит навыков стрельбы.

— Тогда зачем, Джери? Почему?

Джери встал и холодно произнес:

— Больше я ничего не могу сказать, мой приемный двоюродный дядя.

Торби пихнул его обратно в кресло.

— Не увиливай, Джери. Я твой «дядя» только потому, что меня так назвали. Но я по-прежнему все тот же бывший фраки, которого ты обучал мастерству стрельбы, и мы оба знаем это. Так поговорим как мужчина с мужчиной. Давай выкладывай все начистоту.