Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10

Миссис Дуглас облегченно вздохнула.

— Элли, ты просто бесподобна! Не представляю, что бы я делала без тебя!

— Благодари тех древних учителей, чьим недостойным последователем являюсь я.

— Ну ИХ-TO я физически не могу поблагодарить, а тебя могу. Эта услуга не может быть покрыта выданным тебе задатком.

— Нет, нет, Агнес, служить тебе — это моя привилегия.

— А моя привилегия — оценивать эти услуги. Элли, ни слова больше!

Мадам Весант позволила уговорить себя, а затем выключила экран, вполне удовлетворенная тем, что дала совет, который, как она знала, наверняка правилен. Бедняжка Агнес! Действительно, расчищать ей путь, облегчать ей ношу — это важная привилегия. Она обожала помогать Агнес.

Мадам Весант было приятно, что с ней почти как с равной обращается супруга самого Генерального секретаря, хотя думала она об этом не так уж часто, ибо вовсе не была снобом. В юности Бекки Вейси была персоной крайне незначительной, и члены надзорной комиссии местного полицейского участка даже не могли как следует запомнить ее фамилию, хотя были неплохо знакомы с ее бюстом. Бекки Вейси, однако, не помнила зла. Бекки любила людей. Агнесу Дуглас она тоже любила. Бекки любила всех.

Она посидела, наслаждаясь теплом камина, и отпила еще чуточку тоника, но ее изощренный ум в это время уже анализировал клочки той информации, которые она подобрала. Чуть позже она позвонила своему биржевому брокеру и приказала ему продать акции «Лунар Энтерпрайз».

Он так и фыркнул:

— Элли, диета явно действует на твои мозги!

— Слушай меня, Эд. Когда они упадут на десять пунктов, прикрой меня, даже если они будут продолжать падать… когда же они поднимутся пункта на три, — покупай опять… а продашь тогда, когда они вернутся к курсу сегодняшнего дня.

Последовало многозначительное молчание.

— Элли, ты что-то знаешь! Расскажи дядюшке Эду.

— Это послание звезд.

Эд вслух предположил нечто, астрономически совершенно невозможное.

— Ладно, если ты не хочешь сказать, так тому и быть. Ммм… Никогда не мог воздержаться от участия в изящном жульничестве. Как насчет того, чтобы последовать твоему примеру?

— Как хочешь, Эд. Только действуй осторожно, чтобы игра не стала явной. Ситуация очень деликатная, Сатурн равноудален от Льва и Девы.

— Как прикажешь, Элли.

Миссис Дуглас начала действовать немедленно, окрыленная тем, что Элли подтвердила ее предположения. Она отдала приказ открыть кампанию по дискредитации исчезнувшего Берквиста, после того как ознакомилась с его досье. Она вызвала команданте Туитчела из эскадронов Специальной службы. После этого он еще долго ходил мрачным и выместил все на своем заместителе. Она повелела Санфорту выпустить еще одну передачу о «Человеке с Марса», в которой должен быть пущен слушок, будто бы из «источников, близких к Администрации», что Смит собирается уехать, а возможно, уже уехал в санаторий, находящийся в Андах, климат которых больше всего напоминает климат Марса. Потом она занялась проблемой покупки благожелательного отношения Пакистана. Она позвонила мужу и уговорила его поддержать претензии Пакистана на львиную долю кашмирского тория. Так как это совпадало с его собственным мнением, Генерального секретаря было легко уговорить, хотя он и был несколько раздражен сообщением миссис Дуглас, будто он постоянно противился такому решению. Когда с этим было покончено, миссис Дуглас отправилась на сборище Дочерей Второй Революции произносить речь на тему «Материнство в новом мире».

Пока миссис Дуглас болтала о предметах, в которых не понимала ровным счетом ничего, Джубал Е. Харшоу, БП, ДМ, ДН [13] Бакалавр права, доктор медицины, доктор наук. , бонвиван, гурман, сибарит, популярнейший автор боевиков и философ-неопессимист — сидел у плавательного бассейна в своем поместье в Поконосе, почесывая густую серую поросль волос на груди и любуясь, как три его секретарши купаются в бассейне. Все три были потрясающе красивы. Кроме того, они были отличными секретарями. По мнению Харшоу, принцип минимизации усилий требовал, чтобы красота совмещалась с утилитарностью.

Анни была блондинкой, Мириам — рыжей как огонь, Доркас — брюнеткой. Фигуры их в том же порядке являли постепенный переход от приятной округлости к очаровательной стройности. Возрастной разрыв у них составлял пятнадцать лет, но кто был старше, а кто моложе, — сказать было трудно.

Харшоу усиленно трудился. Большая часть его сознания была занята наблюдением за тем, как прекрасные девушки изящно играют с солнцем и водой, а в малюсенькой замкнутой и звукоизолированной ячейке этого сознания шел творческий процесс. Харшоу говаривал, что его метод сочинительства заключается в том, чтобы накрепко соединять половые железы со зрительным нервом и отключать серое вещество мозга. Привычки Харшоу вроде бы подтверждали надежность этой теории.

Микрофон, стоявший на столе, был подключен к диктофону, но Джубал пользовался им только для заметок. Когда же творческий процесс завершался, Джубал вызывал стенографистку и внимательно следил за ее реакцией. Сейчас он как раз был готов, а потому завопил:

— Первая!

— Первая — Анни, — откликнулась Доркас, — но я могу ее заменить: она только что нырнула.

— Ныряй сама и тащи ее!

Брюнетка вошла в воду, как нож, а через секунду из бассейна вылезла Анни, накинула халат и присела к столу. Она не сказала ни слова и ничего не стала подготавливать. У нее была абсолютная память.

Харшоу поднял чашу, полную льда и налитого поверх него бренди.

— Анни, я родил нечто потрясающе слезоточивое. О крошечном котенке, который забрел в церковь в рождественский сочельник, чтобы согреться. Помимо того, что он помирал от голода и холода, он еще заблудился, главное — Бог знает почему — у него была перебита лапка. Итак, начнем! «Снег падал уже давно…»

— А какой псевдоним?

— Ммм… Молли Уодсворт… как раз подходит к этой сентиментальщине. Назовем его «Другие ясли». Начали…

Он диктовал, пристально следя за девушкой. Когда из ее опущенных к бумаге глаз покатились слезинки, Харшоу слегка улыбнулся и закрыл глаза. К тому времени, когда диктовка закончилась, слезы струились из его глаз так же обильно, как и у Анни. Оба прямо купались в катарсисе слащавых сантиментов.

— Точно в яблочко! — объявил он. — Вытри нос, унеси это барахло и, Бога ради, сделай так, чтобы оно никогда больше не попадалось мне на глаза.

— Джубал, неужто вам не стыдно самого себя?

— Нисколько!

— В один прекрасный день я за подобные рассказики дам хороший пинок в ваше толстое брюхо!

— Знаю. А пока уноси свою попку в дом и займись делом, а то как бы я не передумал.