Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10

— Я запомню.

— Разболтался я — все зазывалы приобретают такую привычку. Надеюсь, деньжонок у вас хватит? Вы на меня не злитесь? Черт, так у нас не полагается, но, может, вам нужен небольшой заем?

— Спасибо, Тим. Как-нибудь справимся.

— Ладно. Ну будь здоров! Пока, Джилл. — И он быстро вышел.

Почти тут же из-за кулис появилась Патриция Пайвонски уже в халате.

— Детки, Тим отказался от вашего номера?

— Мы и так собирались уйти, Пат.

— Я на него так зла, что подумываю о том же.

— Ну, Пат…

— И оставлю его без финала. Номера-то всегда найти можно, а вот финал, да еще такой, чтобы полиция к нему придраться не могла, это куда труднее!

— Пат, Тим прав, я не умею показать товар лицом.

— Ну… а мне вас будет не хватать. О Господи… Послушайте, до утра все свободны, давайте пойдем ко мне в палатку и посидим часок.

— Знаешь, Пат, — предложила Джилл, — лучше поедем к нам. Неужели тебе не хочется искупаться как следует в большой горячей ванне?

— Хм… тогда я захвачу с собой бутылочку.

— Нет, — возразил Майк, — я знаю, что ты пьешь, и у нас все уже приготовлено.

— Чудесно… вы ведь остановились в «Империале», верно? Мне надо посмотреть, в порядке ли мои детишки, и сказать Хони Буну, что я ухожу. Потом поймаю такси. Так что буду через полчаса, ладно?

Они уехали. Машину вел Майк. Это был маленький городок, автоматический контроль движения тут отсутствовал. Майк вел машину, точно придерживаясь скорости, максимальной для этой полосы, ловко проскальзывая в промежутки между машинами, которые Джилл замечала лишь тогда, когда они уже оставались позади. Майку это давалось без труда. Джилл же пока только обучалась его искусству. Майк растягивал свое индивидуальное ощущение времени до тех пор, пока жонглирование яйцами или езда в густом потоке машин с большой скоростью не становились простым делом, не требующим никаких усилий. Джилл подумала, как странно, что этот же самый человек еще месяц назад не мог справиться со шнурками от ботинок.

Они не разговаривали: было невозможно говорить, думая на различных скоростях. Джилл стала вспоминать ту жизнь, с которой они только что распрощались, выбирая в памяти ее отдельные эпизоды, пестуя и лелея их в марсианских и английских понятиях. Всю свою жизнь, пока она не встретила Майка, Джилл подчинялась тирании часов — и тогда, когда была школьницей, и уже взрослой девушкой в училище, и потом в условиях жесткой больничной рутины.

Жизнь в бродячем цирке была совсем другой. Если не считать того, что ей приходилось несколько раз в день торчать на арене, по возможности принимая красивые позы, остальное время она могла не думать о часах. Майку было безразлично, едят ли они раз в день или шесть, его вполне устраивало то, как Джилл ведет их нехитрое хозяйство. У них была своя палатка; во многих городках они вообще не покидали территорию цирка от момента прибытия до отъезда. Цирк был их гнездом, до которого не докатывались беды и радости внешнего мира.

Разумеется, площадь вокруг цирка кишела дурачьем, но Джилл быстро восприняла точку зрения циркачей — дурачье, то есть зрители — не люди. Они просто протоплазма, единственная функция которой — снабжать артистов деньгами.

Цирк был самым счастливым из их домов. Тут все было не так, как тогда, когда они впервые пустились в мир, чтобы пополнить образование Майка. Их все время узнавали, и иногда им было трудновато отделаться не только от газетчиков, но и от бесчисленного множества людей, которым почему-то казалось, что они имеют право требовать от Майка то одно, то другое.

Тогда Майк усилием воли придал своему лицу морщины зрелости и внес в него кой-какие изменения. Это плюс тот факт, что они останавливались в тех местах, где «Человека с Марса» уж никак не могли ожидать, обеспечивало им достаточное уединение. Примерно тогда же Джилл позвонила домой, чтобы сообщить свой новый адрес, и Джубал предложил им «легенду». Через несколько дней Джилл прочла в газете, что «Человек с Марса» удалился от мира в тибетский монастырь.

Монастырь же назывался «Гриль Хэнка» и находился в заштатном городишке, где Джилл работала официанткой, а Майк мойщиком посуды. Майк разработал очень быстрый и эффективный способ мытья тарелок, которым пользовался, когда хозяина не было поблизости. На этой работе они продержались неделю и поехали дальше, иногда нанимаясь на работу, иногда — нет. Они стали почти ежедневно посещать публичные библиотеки, после того как Майк узнал об их существовании (до этого Майк считал, что в библиотеке Джубала собраны копии всех изданных на Земле книг). Когда же ему открылась ослепительная истина, они остановились в Акроне на целый месяц. Джилл уйму времени проводила в беготне по магазинам, ибо Майк с книгой был неважным компаньоном.

Но самым чудесным приютом за все время их странствий стал Бакстеровский цирк «Любые зрелища и вихрь удовольствий». Джилл хихикнула, вспомнив (только вот в каком это городке?), как полиция совершила налет на цирк во время показа «живых картинок». Это было несправедливо — они же, как всегда, обо всем договорились предварительно — как выступать, с бюстгальтерами или без них, какой будет свет — яркий или голубоватый притененный, ну и так далее. Тем не менее шериф потащил их в суд, а мировой судья явно вознамерился упрятать девочек в тюрягу. Цирк закрыли, циркачи ходили на все судебные заседания вместе с олухами, готовыми на все, что угодно, лишь бы хоть глазком взглянуть на этих «бесстыдных женщин». Майк и Джилл приткнулись в самом заднем ряду битком набитого зала.

Джилл внушила Майку, что он никогда не должен делать ничего из ряда вон выходящего там, где это могут заметить. Но Майк грокк, что наступил «касп» — критическая точка…

Как раз в ту минуту, когда шериф давал показания «о публичном оскорблении нравственности», делая это с большим смаком, он и судья оказались в чем мать родила.

Джилл и Майк улизнули во время переполоха, все обвиняемые — тоже. Пришлось прервать гастроли и уехать в более порядочный городок. С именем Майка это «чудо» никто не связал.

Джилл всегда, как величайшее сокровище, будет хранить воспоминание о выражении лица шерифа. Ей тут же захотелось телепатически напомнить Майку о том, как смешно выглядел этот паршивый шериф. Однако на марсианском языке отсутствовало понятие «забавность», так что сказать ей ничего не удалось. Их телепатическая связь непрерывно углублялась, но действовала лишь в пределах марсианского языка.

(— Да, Джилл? — ответил он мысленно.

— Потом .)

Они подъехали к отелю; Джилл чувствовала, как замедляется темп работы мозга Майка, когда он стал припарковывать машину. Джилл предпочитала жить в палатке, но там было большое неудобство — отсутствовала ванна. Конечно, душ — это тоже ничего, но что может быть лучше большой ванны, наполненной горячей водой, в которую можно залезать и отмокать сколько душе угодно. Поэтому иногда они регистрировались в отеле и брали напрокат машину. Майк, благодаря своему воспитанию в юные годы, не разделял отвращения Джилл к грязи. Теперь он был почти таким же, как она, чистюлей, но только потому, что Джилл положила немало трудов на его переобучение. Он умел оставаться безукоризненно чистым и без купания, точно так же, как ему не требовалось обращаться к парикмахерам с тех самых пор, как он узнал, какой длины волосы нравятся Джилл. Однако погружаться в Воду Жизни Майк обожал по-прежнему.