Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 13

Двое следующих появились парой. Мордан жестом приказал Феликсу не стрелять. Но на этот раз Арбитр не смог выжидать так долго: едва оказавшись в дверях, мятежники увидели тело товарища. Гамильтон не без восхищения отметил, что не взялся бы доказывать, который из них был застрелен первым — казалось, оба рухнули одновременно.

— В следующий раз вам не надо отдавать мне право первого выстрела, — заметил Мордан. — Элемент внезапности утрачен. — И добавил, полуобернувшись: — Первая кровь, леди. А что у вас?

— Пока ничего.

— Идут! — Ба-банг! Банг! Трижды выстрелив, Гамильтон ранил троих; один из них шевельнулся, пытаясь подняться и ответить на огонь. Феликс выстрелил еще раз, и тот успокоился.

— Спасибо! — бросил Мордан.

— За что?

— Это был мой секретарь. Но лучше бы я прикончил его сам.

— Помнится, — приподнял бровь Гамильтон, — однажды вы сказали, что государственный служащий должен избегать проявления личных чувств на работе?

— Все верно… Но не существует правила, запрещающего получать от работы удовольствие. Я предпочел бы, чтоб он вошел через мою дверь. Он мне нравился.

Гамильтон заметил, что за время, пока он с таким грохотом останавливал натиск противника на свою дверь, Арбитр беззвучно прикончил четверых. Теперь возле его двери лежали пятеро, еще четверо — у двери Мордана и один — посередине.

— Если дальше так пойдет, скоро тут появится баррикада из живого мяса, — заметил он.

— Бывшего живым, — поправил Мордан. — Но не слишком ли вы задерживаетесь у одной бойницы?

— Обе поправки принимаются. — Гамильтон сменил позицию, потом позвал: — Как там дела, девушки?

— Марта одного достала, — пропела Филлис.

— С почином ее! А у вас как?

— У меня все в порядке.

— Прекрасно. Жгите их так, чтоб не дергались.

— Они и не дергаются, — отрезала Филлис.

Больше нападающие не появлялись. Лишь время от времени кто-то осторожно высовывался в дверной проем, стрелял наобум, не целясь, и молниеносно нырял обратно. Осажденные вели ответный огонь, не питая, впрочем, особой надежды попасть в кого-нибудь: мятежники ни разу не показывались дважды в одном и том же месте, появляясь лишь на доли секунды. Феликс с Морданом меняли позиции, стараясь сквозь двери простреливать возможно большее пространство комнат, однако противники стали очень осторожны.

— Клод… Мне пришло на ум нечто забавное.

— И что же?

— Предположим, меня здесь убьют. Значит, вы выиграете наш спор?

— Да. Но в чем же юмор?

— Но если погибну я, то и вы, вероятно, тоже. Вы говорили, что мой депозит зарегистрирован лишь у вас в памяти. Вы выигрываете — и теряете все.

— Не совсем. Я сказал, что он не будет зарегистрирован в картотеке. Но в моем завещании он указан, и мой душеприказчик доведет дело до конца.

— Ого! Значит, я в любом случае папа. — Гамильтон выстрелил по силуэту, на мгновение мелькнувшему в дверях; послышался визг, и силуэт исчез. — Паршиво, — пожаловался Феликс, — должно быть, теряю зрение. — Он выстрелил в пол перед дверью, заставив пулю рикошетировать дальше, в комнату; затем повторил то же с дверью Мордана. — Это научит их держать головы пониже. Но послушайте, Клод, будь у вас выбор, что бы вы предпочли: чтобы ваши планы относительно моего гипотетического отпрыска были с гарантией осуществлены ценой нашей общей смерти или чтобы мы выжили и начали все сызнова?

Мордан задумался.

— Пожалуй, я предпочел бы доказать вам свою правоту. Боюсь, что роль мученика мне не подходит.

— Так я и думал.

— Феликс! — крикнул Мордан некоторое время спустя. — Похоже, они стали намеренно провоцировать наш огонь. То, во что я стрелял последний раз, определенно не было лицом.

— Полагаю, вы правы. Последние раза два я не мог промахнуться.

— Сколько зарядов у вас осталось?

Гамильтону не надо было считать — он знал, и это его беспокоило. Когда он отправился в Дом Волчицы, у него было четыре обоймы — три в гнездах пояса и одна в пистолете. Сейчас в пистолете была последняя, и он уже успел сделать два выстрела. Феликс поднял руку с растопыренными пальцами.

— А у вас?

— Примерно столько же. А ведь мог я за время этого спарринга использовать не больше половины заряда… — какое-то мгновение Арбитр размышлял. — Прикройте обе двери, Феликс.

Он быстро пополз по платформе туда, где женщины охраняли заднюю дверь. Марта услышала его и обернулась.

— Взгляните, шеф, — она протянула Мордану левую руку — две первых фаланги указательного пальца и кончик большого были срезаны и прижжены. — Вот беда, — пожаловалась она, — я никогда уже не смогу оперировать…

— Оперировать могут и ассистенты. Важна голова.

— Много вы в этом понимаете. Все они неуклюжие. Чудо еще, что одеваться сами умеют.

— Виноват. Сколько зарядов у вас осталось?

Картина и здесь была не лучше. Прежде всего, дамский бластер Филлис был всего на двадцать разрядов. Излучатели Мордана и Монро-Альфы были на пятьдесят, но отобранное у Клиффорда оружие израсходовало уже почти весь заряд. После того как Марта была ранена, Филлис отобрала у нее излучатель, чтобы воспользоваться им, когда боезапас ее собственного окончательно иссякнет. Мордан посоветовал ей стрелять поэкономнее и вернулся на свой пост.

— Что-нибудь произошло? — поинтересовался он у Феликса.

— Нет. А там?

Арбитр рассказал ему. Гамильтон присвистнул, не сводя глаз с дверей.

— Клод?

— Да, Феликс?

— Как вы думаете, выберемся мы отсюда?

— Нет, Феликс.

— Хм-м-м… Ну что ж, это была отличная вечеринка. — Он помолчал и добавил: — Черт возьми, я не хочу умирать. По крайней мере — сейчас… Клод, мне тут пришла на ум еще одна шутка.

— Слушаю вас.

— Клод, в чем вы видите то единственное, что придает нашей жизни смысл… подлинный смысл?

— Это вопрос, — отозвался Мордан, — на который я все время пытался вам ответить.

— Нет, нет. Я имею в виду сам вопрос.

— Тогда сформулируйте это почетче, — осторожно парировал Арбитр.

— Сейчас. Единственной подлинной основой нашего существования могло бы быть знание, точное знание того, что происходит с нами после смерти. Умираем ли мы полностью, умирая? Или нет?

— Хм-м-м… Даже если принять вашу точку зрения, то в чем же шутка?

— Шутка разыгрывается за мой счет. Или, скорее, за счет моего ребенка. Через несколько минут я, возможно, узнаю ответ. Но он не узнает. Он лежит там, позади нас, спит в одном из морозильников. И у меня не будет ни малейшей возможности рассказать ему этот ответ. А ведь как раз ему-то и необходимо это знать. Разве это не забавно?

— Если в вашем понимании это шутка, то лучше уж занимайтесь салонными фокусами, Феликс.

Гамильтон не без самодовольства пожал плечами.