Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 13

— Но почему вы остановили выбор на мне? Я — не единственный результат этой селекции. У моих прапрадедушек должна быть минимум сотня потомков. Я вам не нужен. Я — брак. Я — неосуществившийся план. Я — сплошное разочарование.

— Нет, — мягко сказал Мордан. — Нет, Феликс, вы не брак. Вы — элитная линия.

— Что?

— Я сказал «элитная линия». Вообще-то обсуждение подобных вещей противоречит общепринятым правилам, но правила на то и существуют, чтобы было что нарушать. С самого начала эксперимента ваша линия шаг за шагом получала самые высокие оценки. Вы представляете собой единственную в линии зиготу, сконцентрировавшую в себе все положительные мутации, которых удалось добиться моим предшественникам. Помимо заложенных изначально, еще три выявились впоследствии. И все это проявилось в вас.

— Значит, я разочарую вас еще больше, — криво улыбнулся Гамильтон. — Не слишком-то многого я добился со всеми талантами, которые вы мне приписываете.

— У меня нет претензий к вашему послужному списку, — покачал головой Мордан.

— Но вы о нем не очень-то высокого мнения? Я растратил жизнь на мелочи, не создал ничего более существенного, чем дурацкие игры для бездельников. Может быть, вы, генетики, неверно оцениваете то, что считаете положительными характеристиками?

— Возможно. Однако я уверен в обратном.

— Так что же вы считаете положительными характеристиками?

— Фактор выживаемости — в самом широком смысле. Способность изобретать, которую вы в себе совсем не цените, — очень яркое проявление фактора выживаемости. У вас он пока остается латентным — или прилагается к малосущественным вещам. Да вы в этом и не нуждаетесь, поскольку в социальной матрице заняли такое место, где не надо предпринимать ни малейших усилий, чтобы выжить. Но эта изобретательность может приобрести решающее значение для ваших потомков. Именно она может послужить границей между жизнью и смертью.

— Но…

— Именно так. Легкие для индивидуумов времена плохи для расы в целом. Бедствия — это фильтр, не пропускающий плохо приспособленных. Сегодня бедствий у нас нет. И поэтому, чтобы сохранять расу сильной и даже сделать еще сильней, необходимо тщательное генетическое планирование. В своих лабораториях инженеры-генетики исключают те линии, которые прежде устранялись естественным отбором.

— Но откуда вы знаете, что отобранные вами признаки действительно способствуют выживанию? У меня, например, многие из них вызывают большие сомнения…

— А! В том-то и загвоздка. Вы хорошо знаете историю Первой генетической войны?

— В общих чертах.

— Тогда не помешает повторить. Проблема, с которой столкнулись ранние генетики, типична…

Проблемы экспериментов начального этапа оказались характерными и для всего генетического планирования. Естественный отбор попросту уничтожает линии, неспособные к выживанию. Однако естественный отбор медлителен, это статистический процесс. При благоприятных обстоятельствах слабые линии способны просуществовать довольно долго. Позитивные же мутации в исключительно неблагоприятных условиях способны на какое-то — и порой весьма длительное — время исчезнуть. Могут они и вовсе затеряться из-за слепой расточительности стихии размножения — ведь каждая отдельная особь представляет собой ровно половину потенциальных характеристик своих родителей; и отброшенная половина может содержать куда более ценные признаки, чем оставшаяся. Естественному отбору потребовалось восемьсот поколений, чтобы появился новый ген лошади. Зато искусственный отбор быстр — если знать, что отбирать.

Однако мы этим знанием не обладаем. Нужно быть гением, чтобы создать сверхчеловека. Раса обзавелась техникой искусственного отбора, но не приобрела знания, что именно отбирать.

Возможно, человечеству не повезло в том, что основы техники генетического планирования были разработаны, когда последняя из неонационалистических войн уже закончилась. Можно, разумеется, задаваться академическим вопросом: не будь генетических экспериментов, обеспечило бы мир на планете введение современной экономической системы после краха системы Мадагаскарской? Или же этого все равно оказалось бы недостаточно? Но так или иначе, а пацифистское движение было в тот момент на взлете, и разработка техники параэктогенеза представлялась тогда Богом данной возможностью навсегда избавиться от войн, изгнав их из человеческой души.

Те, кто выжил после атомной войны 1970 года, установили жесткие генетические законы, преследовавшие единственную цель — сохранить рецессив «острова Пармали-Хичкока» в девятой хромосоме, исключив маскирующую его, как правило, доминанту — то есть воспитывать овец, а не волков.

Любопытно, что «волки» того периода — ведь «остров Пармали-Хичкока» рецессивен, и потому природных «овец» на свете мало — были захвачены всеобщей истерией и активно способствовали попытке устранить самих себя. Но некоторые заартачились. В итоге возникла Северо-Западная Колония.

То, что Северо-Западный Союз в конечном итоге стал сражаться с остальным миром, — проявление биологической целесообразности. И привело это к неизбежному результату «волки» (детали сейчас несущественны) съели «овец». Не физически, разумеется, ни о каком реальном уничтожении и речи идти не могло, однако генетически современное общество происходит от «волков», а не от «овец».

Они пытались вытравить из человека бойцовский дух, — заключил Мордан, — не осмыслив его биологической пользы. Они лишь выразили в рациональных терминах идею первородного греха: насилие — «плохо», а ненасилие — «хорошо».

— Но почему вы решили, — запротестовал Гамильтон, — будто воинственность необходима для выживания? Конечно, она есть — во мне, в вас, в каждом из нас. Но что толку противопоставлять ее атомной бомбе? Какая от нее может быть польза в этом противостоянии?

Мордан улыбнулся.

— Бойцы выжили. Это неопровержимое доказательство. Естественный отбор продолжается все время — несмотря на сознательную селекцию.

— Подождите минутку, — попросил Гамильтон. — Здесь концы с концами не сходятся. Если так, то мы должны были бы проиграть Вторую генетическую. Их «мулы» воевали с азартом.

— Действительно, — согласился Мордан. — Но я ведь не утверждал, будто воинственность является единственной характеристикой, необходимой для выживания. Будь это так — миром правили бы пекинесы. Бойцовскими инстинктами должно управлять разумное стремление к самосохранению. Почему вы не затеяли перестрелку со мной вчера вечером?

— Не видел достаточных оснований.

— Совершенно верно. Генетики Великого Хана, по существу, повторили ошибку, сделанную тремя веками ранее; они сочли, что вправе валять дурака с балансом человеческих характеристик, который образовался в результате миллиарда лет естественного отбора. Они воспылали желанием вывести расу суперменов, основываясь на идее «эффективной специализации». Однако они упустили из виду самую главную человеческую характеристику. Человек — животное неспециализированное. Тело его — если исключить громадное вместилище для мозга — достаточно примитивно. Он не может вгрызаться в землю, не способен быстро бегать, не умеет летать. Но зато он всеяден и выживает там, где козел сдохнет с голоду, ящерица изжарится, а птица замерзнет на лету. Узкой приспособленности человек противопоставил универсальную приспособляемость.