Яна Завацкая - Холодная зона

Рей вздохнул — от глубокого вздоха грудную клетку пронзила боль. Ну да. Они здесь умеют восстанавливать погибшие клетки, эти, как их там, микроагенты. Реанимация с восстановлением мозга возможна в течение нескольких часов, пока не начнется гниение.

— Дурак я, — откровенно высказался Рей. Медсестра усмехнулась.

— Да, есть такое. Ну не расстраивайся, все будет хорошо.

Прошло три с половиной месяца, когда Рей однажды, ясным весенним утром, вышел из больницы.

Старые желтые корпуса были окружены обширными газонными полями, садом, куда порой их выводили на прогулку под конвоем плечистых ассистентов. Впервые Рей миновал ограду этих полей, вышел на улицу, асфальтированную, как в давние времена, вот только не хватало бесконечного потока фырчащих машин, запаха бензина, шуршания колес, острого чувства опаски — не сунься за поребрик. Машины теперь по дорогам мало ездят, вон — тонкая линия автобана над крышами, укрытая непрозрачным туннелем.

Рей запрокинул голову, держась за прутья ограды, глянул в небо, в хрустальную синеву. С тревогой прислушался к настроению, как начинает прислушиваться каждый, кто пережил когда-то катастрофу депрессии. Настроение молчало, оно было — никаким. Как всегда под лекарством. Рей подумал, что уже никогда у него не получится искренне рассмеяться, радостно вдохнуть утренний воздух. Неважно. Главное, что он жив, и что он больше не вернется к тому кошмару, из которого вынырнул.

Рей зашагал вдоль ограды, повинуясь указаниям комма. Сначала домой. Квартиру ему все это время оплачивал базис-центр, квартира ждала его. Возвращаться было страшновато — диван, обшарпанная стена, ванная, где на стенках засохшие кровяные разводы. Но бояться нечего, по жилам течет антидепрессант, с ним ничего не случится. Он переночует в этой квартире и пойдет в базис-центр. Завтра. Как можно скорее, напутствовала его социальная работница.

Ему исполнилось сто десять лет, и теперь он чувствовал себя на этот возраст. Казалось, он знает о жизни все.

Он знает все о смерти и страхе.

Больница вспоминалась как мутный кошмар. Сначала он лежал во «внутреннем», в коридоре, затем в палате на восемь человек, набитой койками, приборами, тумбочками, мониторами, людьми. Вздохами, стонами, воплями дементного дедушки, лежавшего у двери, лязганьем инструментов, голосами медсестер и сиделок. Он то и дело засыпал — но очередные звуки снова будили его. Он только начал подниматься, как врачица — по виду китаянка — немилосердно скомандовала.

— Выписываем. Сегодня пойдете в психиатрию.

И его перевели в психиатрию. Там в палате их было четверо, и чуть больше места меж койками. Все, кроме Рея — хроники. Мальчишка лет восемнадцати, «саморез», со странной привычкой резать себе руки, ноги, тело любым острым предметом, парень был весь в свежих и полузаросших шрамах. Еще один депрессивник, попавший сюда уже пятый раз. И третий — наркоман (Рей о таких веществах и не слышал никогда) и фобик с множеством странностей — он почти ни с кем не разговаривал, если кто-то мылся в душе — забирался с головой под одеяло, орал по ночам.

Рею подбирали медикаменты и дозу, он то лежал пластом и спал целыми днями, то наоборот — не мог уснуть, колотилось сердце, он вставал и быстрым шагом ходил по коридору, пока ассистенты не загоняли в палату. Наконец с лекарством все уладилось, он чувствовал себя сонным, стал больше есть и слегка прибавил в весе, а все окружающее стало безразличным и смутным, как сквозь туман. Два раза в неделю с ним беседовала психотерапевт. Она напоминала служащую Базис-центра, и все время выводила разговор к тому, что не надо бы ему так переживать и лезть на стенку, а надо бы найти хорошую работу и не мучиться. Она как-то плавно подводила к мысли, что Рей сам виноват во всех своих неудачах.

— Но ведь работы нет. Ни хорошей, ни плохой — никакой, — возражал он. Улыбаясь, женщина пожимала плечами.

— Но ведь другие находят, не так ли?

— Но кто-то должен проигрывать в этой жизни.

— Но почему это должны быть вы?

Рей смущался. Действительно — другие же находят. Потом, в отсутствие психотерапевтши, он думал о соседях по подъезду, о всех своих знакомых в этом жутком мире — получается, что проигрывал не только он, проигрывало здесь большинство.

Да и те, кто вроде бы выиграл — упаковщик Джо, медсестра Патриша — они что, счастливы? Вот именно к такой жизни и надо стремиться — чтобы падая с ног, в диком напряжении целую смену паковать покупки или ухаживать за инвалидами? За сто дополнительных долларов в месяц? Вот это и есть — победа? Стоит ли мучиться ради такого приза, не лучше ли смириться и быть проигравшим?

Он смотрел на психотерапевтшу и думал, что она — выиграла в жизненной гонке. У нее приличная работа, получает она значительно больше базиса. Может быть, она вообще не базис-гражданка. Хотя вряд ли, теперь и врачи, и психологи — не такая уж высокооплачиваемая работа.

Но все равно, наверное, у нее есть машина, она ездит отдыхать на дешевенькие курорты, ходит на какие-нибудь курсы йоги, может быть, она купила квартиру или даже дом в кредит.

Когда-то Рей думал, что так живут все граждане Федерации. Ведь в его время было значительно больше людей, способных позволить себе все это. Или — не было? Откуда ему знать, разве тогда он интересовался людьми?

Вот и она не интересуется. Возможно, в ее жизни все шло гладко: такие же «победившие», обеспеченные родители, школа, вуз, приличная работа. У нее такие же подруги — психологи, учительницы, чиновницы. Те самые десять или двадцать благополучных процентов. Она думает, что так примерно живут все.

Люди ведь обычно не интересуются друг другом. Ей вот по профессиональному долгу положено интересоваться, но похоже, и ей это все неважно. Почему Рею на самом деле так плохо, почему после смены у рабочих Гамазона болят ноги, почему дети растут уже почти исключительно у профессиональных приемных матерей, почему Патриша бросила Рея…

— Конечно, вам это очень обидно и неприятно. Разрыв, да еще не по вашей инициативе — это очень тяжело.

— Я думаю, что ей тоже было тяжело. У нас ведь все было хорошо. Она меня любила.

— Ну так не бывает. Не бывает, чтобы все было хорошо, и вдруг внезапный разрыв.

— Она бросила меня из-за письма базис-центра. С нее хотели снять большую сумму денег. И вообще отобрать ее рабочий доход.

Психотерапевтша улыбалась с выражением легкого превосходства на лице.

— О нет, господин Гольденберг! Так не бывает. Деньги никогда не бывают решающим фактором.

«Да что бы ты знала об этом!»

— Почему вы молчите? Что вы думаете сейчас, господин Гольденберг?

— Между нами не было ничего плохого, вообще. МЫ даже не ссорились. Если не из-за денег — то я просто не понимаю…