Герберт Уэллс - Пища богов

- Но это несправедливо по отношению к другим детям нашего прихода, сказала леди Уондершут. - Если так будет продолжаться, люди начнут роптать.

- Никто не обязан давать больше, чем полагается. Мы можем настаивать, чтобы Кэддлсы обошлись двумя пинтами, в противном случае ребенка надо будет поместить в больницу и хорошенько обследовать.

- Но ведь во всем остальном, если не считать размеров и аппетита, ребенок вполне нормален? - поразмыслив, спросила леди Уондершут. - Он как будто не урод?

- Совсем нет. Однако если он будет и дальше так расти, нравственная и умственная отсталость неизбежна. Это можно с уверенностью предсказать, исходя из закона Макса Нордау. Нордау - весьма одаренный и знаменитый философ, леди Уондершут. Он установил, что ненормальность - явление... э-э... ненормальное, и это - ценнейшее открытие, о котором отнюдь не следует забывать. В моей практике я постоянно на него опираюсь. Когда мне случается столкнуться с чем-либо ненормальным, я тотчас же говорю себе: "Это ненормально".

Взгляд доктора сделался многозначительным, голос упал почти до шепота, словно он поверял собеседнице профессиональную тайну. Он торжественно поднял руку.

- Исходя из этого диагноза, я и лечу пациента, - закончил он.

- Ай-я-яй! - заметил священник, обращаясь к своей чашке за завтраком на следующий день после появления в деревне миссис Скилетт. - Ай-я-яй! Это еще что такое! - И он через очки с возмущением уставился на газету.

- Гигантские осы! Что-то будет дальше?.. А может, это просто утка? Что ни день, то сенсация! С меня хватит и гигантского крыжовника. Ерунда все это. - И священник залпом выпил свой кофе, не отрывая глаз от газеты, и недоверчиво причмокнул.

- Чушь! - вынес он окончательный приговор.

Однако назавтра в газетах появились новые подробности, и священник прозрел.

Впрочем, озарение не было мгновенным. Когда в тот день он отправился на свою обычную прогулку, он все еще мысленно посмеивался над нелепой историей, в подлинности которой его пыталась убедить газета. Скажут тоже осы убили собаку!

Он как раз проходил мимо того места, где впервые появились гигантские дождевики, и заметил, что трава там буйно разрослась, однако никак не связал это с насмешившей его газетной уткой.

- Будь это правдой, мы бы, наверно, уже услыхали, - говорил он себе. Ведь отсюда до Уитстейбла не будет и двадцати миль.

Но через несколько шагов ему попался новый дождевик, уже второго урожая, - он высился над необычно грубой и жесткой травой, как огромное яйцо сказочной птицы Рух из "Тысячи и одной ночи".

И тут священника осенило.

В то утро он не потел дальше своей обычной дорогой. Вместо этого он свернул по другой тропинке к домику Кэддлсов.

- Где тут ваш младенец? - строго спросил он и, увидев ребенка, воскликнул: - Боже милостивый!

Не переставая изумляться и негодовать, он пошел обратно к деревне и столкнулся с доктором - тот спешил к дому Кэддлсов. Священник схватил его за руку.

- Что все это значит? - в тревоге спросил он. - Вы читали в последние дни газету?

Да, доктор газету читал.

- Что же с этим ребенком? И вообще, что стряслось? Откуда эти осы, дождевики, младенцы?.. Отчего они все так растут? Прямо понять нельзя. Да еще у нас, в Кенте! Будь это в Америке - ну, еще туда-сюда...

- Пока трудно сказать наверняка, в чем тут дело, - ответил доктор. Насколько я могу судить по симптомам...

- Да?

- Это... гипертрофия, общая гипертрофия.

- Гипертрофия?

- Да. Общая гипертрофия, поразившая все тело... весь организм. Между нами говоря, я в этом почти убежден, но... приходится соблюдать осторожность.

- Ах, вот как! - сказал священник с облегчением, видя, что события не застали доктора врасплох. - Но почему болезнь вдруг разразилась во всей нашей округе?

- Это пока тоже трудно установить, - ответил доктор.

- В Аршоте. Потом здесь. Перекидывается прямо как пожар.

- Да, - ответил доктор. - Да, я тоже так думаю. Во всяком случае, это очень напоминает какую-то эпидемию. Пожалуй, можно это назвать эпидемической гипертрофией.

- Эпидемия! - воскликнул священник. - Так, значит, эта болезнь заразная?

Доктор кротко улыбнулся и потер руки.

- Этого я пока еще не знаю.

- Но ведь... если она заразная... мы тоже можем заболеть! - От страха глаза у священника стали совсем круглые.

Он зашагал было дальше, но вдруг остановился и обернулся к доктору.

- Я только сейчас от Кэддлсов! - закричал он. - Может быть, лучше... Пойду-ка я поскорее домой и приму ванну, да и одежду нужно окурить...

Доктор с минуту глядел ему в удаляющуюся спину, потом повернулся и тоже зашагал восвояси...

Но на полдороге он сообразил, что случай гипертрофии возник в деревне месяц тому назад и никто пока не заразился и, еще поразмыслив, решил быть мужественным, как и надлежит врачу, и идти навстречу опасности, как положено мужчине.

И эта последняя мысль вовсе не толкнула его на безрассудный шаг. Что-что, а вырасти он бы не смог при всем желании. И доктор и священник могли бы преспокойно есть Гераклеофорбию целыми возами. Они бы все равно больше не выросли. Расти они оба были уже не способны.

Дня через два после этого разговора, а значит, и после того, как была сожжена опытная ферма, Уинклс пришел к Редвуду и показал ему анонимное письмо весьма оскорбительного свойства. Я-то знаю, кто его писал, но автор должен хранить секреты своих героев. "Вы ставите себе в заслугу явление природы, которое от вас не зависит, - говорилось в письме. - Пишете в "Таймс" и пытаетесь создать себе рекламу. Ерунда эта ваша Чудо-пища! Просто совпадение, что ваша дурацкая Пища случайно появилась в одно время с огромными осами и крысами. Все дело в том, что в Англии возникла эпидемия гипертрофии - инфекционная гипертрофия, которая вам подвластна не более, чем Солнечная система. Болезнь эта стара, как мир. Ею страдал еще род Еноха [Книга Чисел, гл.13, ст.28-29]. Вот и сейчас в деревне Чизинг Айбрайт совершенно в стороне от сферы вашей деятельности появился младенец..."

- Почерк дрожащий, видимо, старческий, - заметил Редвуд. - Однако это интересно - младенец...

Он прочел еще несколько строк и вдруг понял.

- Бог ты мой! - воскликнул он. - Да ведь это моя пропавшая миссис Скилетт!

И на другой же день нагрянул к ней как снег на голову.

Миссис Скилетт дергала лук в огородике перед домом дочери. Когда Редвуд вошел в калитку, старуха в первую минуту остолбенела, потом скрестила руки на груди (копья зеленого лука вызывающе торчали под мышкой) и ждала, пока он подойдет ближе. Несколько раз беззвучно открыла и закрыла рот, что-то пожевала единственным зубом и вдруг судорожно присела, будто не книксен сделала, а испугалась, что ее ударят по голове.

- Вот, решил вас проведать, - сказал Редвуд.