Борис Каминский - Ох и трудная эта забота из берлоги тянуть бегемота. А.И. на тему 1905 год. Общий файл.

- Это, Владимир Ильич, волшебный народный напиток, больше известный под названием водка.

- Надо же! - изумился Мишенин, поднося свою кружку. - Так я и думал. Пострадавшим в первую очередь!

- За начало путешествия, господа!

- Славно-то как! - усердно работая челюстями, произнес Ильич.

- Эт точно! - подмигнул ему Зверев, отбивая сургуч со второго 'мерзавчика'.

Борис свернул самокрутку. Табачок был не очень ядреный, с легким привкусом меда. Мелькнула легкомысленная мыслишка: Вернусь, буду курить 'Каприз'.

Неспешно попивая чаек, он бездумно поглядывал на увлеченно беседующих друзей. Сознание выхватывало отдельные фразы:

- Дим, как вы после переноса без еды-то шли, зима же?-

- Так куда было деваться.

- И без топора?

- Каждый вечер лыжами копали снежную яму и ломали лапник. Без топора с дровами было худо...

- Шли мы однажды на байдах Вуоксу...

- А какую я однажды встретил мадам...

Глядя на этот костер в подмосковном лесу, на такой привычный зимний бивуак и звездное небо, Борис вдруг отчетливо услышал торжественно грянувшее:

Одинокий гитарист в придорожном ресторане.

Черной свечкой кипарис между звездами в окне.

Он играет и поет, сидя будто в черной раме,

Море черное за ним при прожекторной луне.

И витает, как дымок, христианская идея,

Что когда-то повезет, если вдруг не повезло,

Он играет и поет, все надеясь и надеясь,

Что когда-нибудь добро победит в борьбе со злом.

Ах, как трудно будет нам, если мы ему поверим...

С этим веком наш роман бессердечен и нечист,

Но спасает нас в ночи от позорного безверья

Колокольчик под дугой - одинокий гитарист.

Все вокруг кричало, что он дома! Дома! В своем времени! В голове не укладывалось, что вот сейчас, подняв голову, он не увидит мерцания проблесковых огней воздушного лайнера. А утром не услышат тарахтенья полуразвалившегося сельского газика. Такого просто не могло не быть!

- Черт, как навалилось! Димка плесни, - хрипло сорвалось со ставших вдруг непослушными губ.

Звякнула кружка.

- Старый, на, закуси.

- Ты закури, легче будет. Ты не думай, все будет нормально.

- Да, мужики, попали мы. Убил бы этих экспериментаторов.

- Ильич, помоги сдвинуть костер к дальнему краю. Вот так.

- Теперь стелим лапник, вон ту большую лапу в ноги брось.

- Нет, этим лапником сверху укроемся. Достань свою малую овчинку. Снизу ее постелем, сверху накроемся моею.

- Ложись, Старый, отдыхай.

Федотов лежал на подогреваемой снизу овчинке. Глядя на усыпанное звездами небо, он не мог забыть, как необычно звучал 'Одинокий гитарист'.

'А может, это был последний подарок судьбы и мы побывали дома'?

***

Борис проснулся, когда утро только обозначилось. От вечерних печалей не осталось и следа. Лишь легкая грусть на секунду всколыхнулась в груди, чтобы тут же растаять.

Прикрыв овчиной посапывающего Ильича, Федотов привычно определил, что мороз никак не меньше двадцати градусов.

Прислушался. Если в утреннем морозном лесу включить шумомер, он покажет полную тишину. Такую же тишину покажет прибор в пасмурную погоду. Однако человек слышит иное. В морозное утро в полной тишине слышен какой-то торжественный звон не звон, но некий звук, которому трудно дать определение. Такое можно уловить только в полной тишине и всегда хочется растянуть эти минуты.

Сухая еловая лапа, брошенная на подернутые пеплом угли, отозвалась вспышкой яростного бездымного пламени. Мороз мгновенно отступил, будто и не было его.

Через двадцать минут под веселое 'Эй, сонное царство, вставай, пора шнурки гладить' в закипающую воду полетела греча.

Дальнейший путь до пригорода старой Москвы мало чем отличался от описанного. Вставали с первым призрачным светом. Шли, пока держал наст. Сторонились жилья и редких дорог. Это было нетрудно - севернее Москвы простиралась непролазная тайга, в точности, как в начале XXI на границе с Тверской губернией. Под стать была и плотность населения. Если южнее Москвы толкались деревенька на деревеньке, то чуть севернее был полный голяк. Порою можно было пройти полста километров так и не встретив жилья.

Хозяйственными работами теперь распоряжался Ильич. Рассчитывая отвлечь товарища от переживаний, Федотов передал ему часть своих полномочий.

К вечеру второго дня Мишенин немного отошел, отряхнулся от пережитого. Неожиданно для Зверева он оказался и расторопным, и работящим. Вове пришлось по душе каждый вечер копать снежную яму и готовить ужин. Борис с Димой заготовляли лес.

- Эх, если бы жизнь была сплошным турпоходом, - между двумя ударами топора вымолвил Дима.

- Ты хочешь сказать, что цены бы такому мужику не было?

- Без обид, ни как не мог понять на хрена ты с этим мужиком паришься, а сейчас вижу нормального пацана. В городе он скулит по черному, а тут .. , - Зверев развел руки изображая недоумение.

- А ты заметил, на что направлен скулеж?

Воткнув жердину в снег, Борис с любопытством посмотрел на Зверева. По всему выходило, что психолог без практики решил таковую то ли продемонстрировать, то ли приобрести, но по-любому показать ученость. Наверное, повлияло окружение.

- Эт конечно. Нормальные пацаны делают деньги, кто не умеет - те скребут на жизнь. Наш-то, все норовит бедных студентов учить, да спасать Россию. На большевиков, у него вырос зуб мудрости.

- А от западных супостатов он ее спасать собирается?

- Не помышляет о таком наш математический ум.

В сказанном сквозило осуждение - последствие недавней стычки. На днях Мишенин достал Зверева своим нытьем. По мнению морпеха скулить стоило о положении на востоке, Мишенину же это было, что называется, 'по барабану', зато социалисты ему были поперек горла.

- Димыч, смотри, что мы имеем. Здесь, в лесу, он нормальный человек сам за все берется. Дома ничего толком не делает, но постоянно скулит. Здесь мы имеем простые работы и угрозы только природного характера. В городе надо постоянно ломать голову. Там наши поступки чреваты - можно крепенько схлопотать. О чем это говорит?

- Старый, а ведь он еще и жуткий тормоз.

Зверев на минуту замер в позе Геракла, опирающегося на топор.

- Черт, словно пелена с глаз упала. Это же классический конфликт личности с обществом! - выдал вердикт Психолог. - Смотри: с одной стороны, блестящая память и звание кандидата наук, с другой - редкий тормоз и ни хрена не знает жизни. Имеет толику честолюбия, но робость не дает ему реализоваться. Если мы его всерьез не принимаем, то представляю, как его шпыняли дома. Во флоте такие гальюны чистят.

Последнее предложение прозвучало неожиданно, от того получилось образно.

- Степаныч, а ведь он неудачник!

- Хм, неудачник, и из чего это следует? Вова-то себя неудачником не считает, - Борису было любопытно, как выкрутится Димон.