В Храмов - Сегодня - позавчера

- У немцев в отделении каждый солдат обязан владеть пулемётом. За пулемёт ставят лучших стрелков, но владеют все. Пулемётчики будут. Всё равно - хорошо. Лучших - выбили, завтра не так метко стрелять будут. А наши потери?

- Двоих убитых принесли. Сколько там оставили - не знаю. Шесть раненных отправили в школу, остальные, после перевязки, вернулись. Метрах в ста - ста пятидесяти закопались от немцев. Перестреливаются. Но, это уже смена. Наш взвод, третий, и рота этих, пехоты, из батальона Свиридова. У них в роте - меньше, чем у нас во взводе.

- Мы первые сутки воюем, а они? Сколько у нас будет к завтрашнему вечеру? Где комбат? Пойду, доложу о прибытии. Ты нам землянку приготовил?

- Ага. Ротный, правда, опять внаглую к нам заселился. Людей нагнал, расширили всё, амбразуры сделали. Говорит - энпэ его будет.

- Вот, паразит! Придётся новое укрытие делать. Метрах в двадцати от этого "НП", Миша, откопай щель, вот так расширь, чтобы сесть можно было, или лечь, ход сообщения с изломом пророй. Приду, шпал наносим, перекроем. Чую, засветит он наше убежище.

- Понял, пойду. Вещи пока в старой "берлоге" оставлю. Я тебе "доспех" поправил. Пушкари помогли - им не впервой бронещиты выправлять.

- Вот, спасибо, Миш. А, комдив тебя к награде представлять будет.

- За что? Я же ничего не сделал?

- Считай - авансом. Давай, давай! Шевелись! Ночь, хоть и длинная, но перед боем отдохнуть бы не помешало.

Комбата я нашёл на гребне высотки. Он сидел на штабеле шпал, смотрел в бинокль на прибрежную перестрелку. Доложил. Он кивнул, как будто ждал только такого исхода моей поездки.

- Смотри, Виктор Иванович, немец обычно ракетами всё засвечивает, даже когда боя нет. А сейчас - редко.

- Чтобы мы не видели? Так и они ни черта не видят.

- Это мои "лешие" их надоумили, - сказал подошедший Степанов. С ним остальные ротные, - как взлетает ракета - снайпера скидывают в реку кого-нибудь с моста. Саперов своих жалеют наверное, больше, чем десант на плацдарме. Ребята уже два раза, двумя и тремя тройками, к их окопам подползали. Команду "Атас!" они теперь крепко запомнят.

- Я видел. Потери есть?

- Один легко ранен. Перевяжется - вернётся в строй.

- Ты сильно не расслабляйся, они и сами могут нам "атас" устроить. Обойдут по берегу, вылезут где-нибудь.

- Боевое охранение расставлено. В три ночи - смена. В семь утра - ещё смена. Эти уже примут первый удар.

- Всё верно. План остаётся прежним, возвращайтесь в роты, усиливайте фортификационные работы. Людей не жалеть! Я понимаю, люди устали, но сейчас не тот случай, чтобы слабину проявлять. От этой ночи зависит наша судьба. Как проведём эту ночь - так и следующую встретим. Кто проявит недостаточно выдержки - не доживёт. Надеюсь, все это осознали? Свободны. Так, старшина, погодь. Ты, я видел, поспал там, на насыпи. С спросонья даже майору нагрубил. На тебе - проверка несения караульной службы. Найдёшь, кто спит в дозоре - расстреливай на месте. Ты сможешь, я знаю. Я не хочу, чтобы нас взяли врасплох, как ты этих, на лесопилке. Задача ясна? Копать ты всё одно не можешь. Как рука?

- Врачиха говорит - отойдёт. Это от удара пули в броню - отбило что-то. Пальцами двигаю, но силы в руке нет. Как отсиженная нога - бесчувственная.

- Отсиженная нога потом сильно болит и колет. Может тебя в тыл отправить?

- Владимир Васильевич, наказать меня хочешь? За что? Я к этому бою, можно сказать, всю жизнь готовился, а вы...!

- Ладно, иди.

Задание я получил конкретное. Вернулся к Кадету, напялил с его помощью "доспех", проверил автомат, пистолет. Разгрузку одевать не стал, два рожка из неё запихнул в голенища сапог, гранату М24, с длинной ручкой - за пояс, пошёл. Воевать я не собирался - демаскировать себя и позиции боевого охранения? Ползать я не мог - рука не слушалась, "оббежал" посты в позе "зю" в перерывах меж взлётов осветительных ракет. Никто не спал, конечно - бой идёт под носом. На это я и не рассчитывал, только выяснил расположение постов. Каждого предупредил, что именно я отвечаю за "бдительность" и спящих буду стрелять, даже не разбудив.

Перебегая к следующему посту, меня тихо окликнули:

- Стой, стреляю!

- Стою, не стреляй, - но сам упал, на всякий случай откатился.

- Это кто такой ловкий? Всё одно ты у нас на прицеле.

- Медведь.

- Продолжи: "Хорошо живет на свете..."

- Вини Пух. Оттого поёт он песни вслух.

- Правда, Медведь! Подходи, старшина, "лешие" мы. А говорили - тебя в сердце застрелили.

- Застрелили. А я живой. Как меня убить? Ведь:

В голове моей опилки - это - да!

Но, скажу вам честно - не беда!

Да, да, да!

Ведь кричалки и вопилки,

А также сопелки, ворчалки и другие хорошие песенки

Сочиняю я неплохо

Иногда, да!

- Точно, Медведь! - раздались тихие смешки, но откуда, я не видел: - Рады, что ты жив.

- Я тоже рад. И что так хорошо маскируетесь - рад, но на будущее - запомните - надо говорить: "Превед, Медвед!"

- Мы запомним, - после очередных смешков ответила мне темнота.

- А что вы здесь?

- Точка сбора у нас тут. Остальных дожидаемся. Комбат приказал отдыхать до семи утра.

- А я - дозоры проверяю. Ну, бывайте, парни! У вас без потерь? Хорошо. Алёшину - привет!

- Передадим.

Я побежал дальше. Дозоры проведал, пошёл "гулять" по позициям. В призрачном свете осветительных ракет, склон высотки походил на развороченный муравейник. Бойцы суетились, копошились, поблёскивали каски, лопаты, металлические части оружия и амуниции. Большой отблеск привлёк моё внимание и любопытство, явно сорочье, притянуло мои ноги к огневой артиллеристов.

- Ай, молодцы! - Сказал я, встав на отвал огневой, - сразу видно - передовики! Отличники боевой и политической!

- Ну, - ответил, распрямившись коренастый, судя по густому, надтреснутому голосу, немолодой, боец, - и что?

- Орудие прямо блестит! И видно его издалека! Боюсь, что видно не только мне, но и немцу. С того берега.

- А мы врага не боимся.

- Похвально. Только миномёту всё едино - не боишься ты его или штаны намочил. Разрыв мины посреди вашего орудийного дворика всех вас, чистюль, смешает с вашим же навозом. Да и хрен с ним, но без вашей пушки танки бить тяжело будет. Поэтому придётся вам, стахановцы, орудие с той стороны грязью вымазать.

- Не будем мы орудие пачкать. Его в чистоте содержать надобно.

- Верно, брат. Оружие - оно чистоту любит, - я спрыгнул вниз, сел на корточки, прикурил, потом пересел на сошку пушки, закрывшись орудийным щитом от наблюдения с того берега. Продолжил:

- Но любит оно чистоту больше изнутри. А вот с грязью снаружи как-нибудь стерпится. Ведь, война сейчас какая пошла - кто позже обнаружил себя - тот и победил. Это во времена Наполеона и Кутузова дальнобойность и, особенно, меткость, были такие, что о маскировке никто и не думал. Наоборот, все разряжались павлинами, пушки бронзой на солнце слепили. Для внушения врагу страха - смотри, какие мы примерные солдаты - пушки блестят, служим давно, стреляем быстро. А сейчас... Вот сейчас снайперов наших встретил. Они мне рассказали. До немцев от них - полтора километра. Группа немцев прикуривает от одной спички. Первого - снайпер засекает, наводит винтовку, второй - отметил дистанцию, вводит поправку на расстояние и ветер, третий прикурил - получил пулю в лоб. Полтора километра. Винтовка. От вас - два километра. Завтра на рассвете немецкий наблюдатель засечёт блеск вашего образцового орудия, позвонит на гаубичную батарею. После пары пристрелочных выстрелов, вместо вашей позиции будет большая-большая воронка от залпа всей батареи. Сейчас война такая - спрячься, дождись удобного момента, ударь наверняка, смени позицию, спрячься. Тот, кто так воюет - всю Европу завоевал. Остальные червей кормят.