В Храмов - Сегодня - позавчера_3

- Почему он умер, если такой великий воин, а ты такой великий целитель?

- Его время истекло. Он должен был уйти.

- Прости, я не должен был. Я знаю, как терять родных и любимых. И чтобы ты не делал, ничего не изменить.

- Давай не будем, - она встала, потянулась ко мне. Я думал, чтобы обнять, но она отстранилась всем телом, расстегнула цепочку с крестом, унесла в предбанник, вошла с ворохом простыней и полотенец. Положив ворох мне в руки, она опять охватила мою шею. Когда она убрала руки - на моей груди лежал белый маленький крестик на чёрном кожаном ремешке. А узелка я не нашёл. Ремешок образовывал замкнутый круг без разрыва.

- Как его снять?

- Никак. Пока ты жив - он не разорвётся. Ровно за сутки до твоего ухода он сам распадётся. У тебя будет время завершить дела и проститься.

- У него был такой же?

- Это его.

- Я понесу его крест?

- Я же понесла твоё дитя.

- Что?

- Я ведунья, я сразу почувствовала. Жизнь. Живород. Я - тебе вернула жизнь, ты - мне.

Я сгрёб её в объятия:

- Будь моей всегда! Будь моей женой!

Она пылко ответила на объятия и поцелуи. Но, когда мы опять обессилили, опять поглаживая шрам, она ответила:

- Наши пути расходятся и больше не сходятся. Я не смогу быть твоей. Прости.

- Жаль! Как жаль!

- Я буду твоей ещё семь ночей, а потом ты должен вернуться. Там твой Путь. Твой бой - там. И там наш враг. А девочку - не обижай. И как ты всех в себя влюбляешь? - она укусила меня. Не скажу куда.

Пастораль.

Утром я с наслаждением сидел на лавке у порога, подставив лицо и голый торс восходящему солнцу. Мир просыпался. И я оживал. Душой.

Мои спутники выползали на солнышко. Ехидное лицо Громозеки, ошарашенное лицо лейтенанта - он так и не вышел из состояния обалдения, радостное лицо Кадета, обиженно насупленная докторша, любопытное лицо великоразмерного ребёнка Прохора и его уменьшенные копии - братья и сёстры, как любопытные зверьки разглядывающие меня.

Кстати, тут и выяснилось, что значит - неверные глаза. Яркий свет был мне неприятен. А на Солнце было больно смотреть. Это было похоже на то, как просидев в тёмном погребе, в полдень выходишь на яркий солнечный свет. Глаза привыкают? А мои - нет, отказываются адаптироваться к повышенной освещённости. Не верные. Но, зато в темноте я видел - как кошка. Ну что ж, сам виноват - нарушил процедуру. Может быть, я и пожалею об этом, но не сейчас, когда причина нарушения регламента крутиться перед глазами.

- Громозека, ходишь, боец? - спросил я своего телохранителя.

Громозека отчебучил несколько па гопака:

- Лучше, чем был, командир! Дарья Алексеевна - чудо! Но, я вижу, ты - за всех отблагодарил!

- Пошляк, - крикнула Даша, кинув в него картофелиной.

Громозека ловко увернулся, раскланявшись, как мушкетёр Дюма.

- Два наряда по кухне! - вынес я вердикт.

Теперь Громозека раскланивался мне.

- Паяц, - резюмировал я.

- Кадет? - спросил я.

- Готов к труду и обороне, - Кадет вытянулся по стойке "смирно", попытался щёлкнуть каблуками. Ясно, ноги - в порядке.

Оказалось, что причина обалдения лейтенанта - залеченный позвоночник. Он мечтал сталь лётчиком, но неудачное приземление при прыжке с парашютом при посещении курсов тогдашнего ДОСААФА - длительное лечение лучшими врачами Союза (профессорская семейка). На ноги его подняли. Но, остались дикие боли в сломанной спине, время от времени. С мечтой о небе пришлось расстаться. И вот - он сотрудник органов.

Следующая - докторша. Но, на мой вопросительный взгляд она сделала обиженную рожу и ушла. Не понял, ей не досталось плюшек? Или это личная обида на меня?

- Я же тебе говорила, - сказала Даша, появляясь рядом, а потом крикнула, похлопав в ладоши, - К столу!

Ревность. Вот, напасть! Ещё и передерутся. Я, вдруг, стал очень популярным у женщин. Не обоснованно и не заслуженно. И у каких женщин!

Столы накрыли во дворе. Простая сельская еда была для меня в радость.

- Иваныч, что думаешь делать? - спросил Громозека.

- Хозяйка дала нам ещё неделю отпуска в этом санатории. А сколько даст нам командование? - этот вопрос я адресовал лейтенанту.

Он закашлялся, быстрее пережёвывая полным ртом, оттого смутился:

- Я городской - с роду не ел вкуснее, - пояснил он, а потом по вопросу: - Ну, я думаю, неделя у нас есть, коль Дарья Алексеевна была столь любезна.

Он отвесил поклон Даше. Громозека опять заухмылялся, за что звонко получил деревянной ложкой в лоб от меня.

- Кто сможет подумать, что неизлечимые травмы будут все устранены за три дня? - продолжил лейтенант.

- Ну, коли так, то возьму на себя ответственность, - сказал я, - остаёмся. Думаю, мы заслужили отпуск. Воевали мы хорошо, а будем - ещё лучше. Принимаю на себя повышенные обязательства.

- Иваныч, ты, блин, всё испортил, - скривился Громозека, - всю сказочную атмосферу убил. Я прям себя на партсобрании ощутил.

- Не знал, что ты партийный.

- Я тоже не знал, что ты... - начал Громозека, но мой кулак, приставленный к его носу, заткнул ему рот с его очередной пошлостью.

- Итак! - я стал подводить итог импровизированного собрания, - Дарья Алексеевна, если вас не затруднит эта куча шалопаев, то можем помочь по-хозяйству.

- Иваныч, мы уже, - радостно воскликнул Кадет, - сенокос же!

- Так, чего ждём? - я встал, - давненько я не махал косой!

- Ты и косой умеешь? - опять ехидничал Громозека.

- Слушай, если есть что предъявить, я готов выслушать и даже принять вызов, - грозно обернулся я к нему, но Громозека, со смехом, сграбастал меня в свои медвежьи объятия и стал тискать:

- Я просто рад, что ты вернулся, Медведище! И что ты не монах-кастрат, как про тебя думали!

- Ах, ты, сучёк!

Пять мужиков, полных сил и интузиазизма, способны свернуть горы, если их вовремя подкармливать и охлаждать, окуная в воду. Благо речушка имелась в наличии.

Сено было накошено, дрова навалены, БТРом перевезены, и даже нарублены, покосившиеся строения и заборы - поправлены, крыша подлатана - благо, не успели они совсем испортиться - хозяин тут жил крепкий.

И всё это - всего за 3 дня.

Мне было в удовольствие эта мирная работа. И людям моим - так же. С каким удовольствием я ощущал усталость в теле, как было здорово лежать в реке, смотря на проплывающие облака, зная, что не будет в небе ни самолётов, ни налёта.

А ночами - Даша. Но, я и так поступил не по-джентельменски, растрепал интимного. Но, для связанности истории - надо было. А теперь - промолчу.

Охота на собрата.

С шутками и прибаутками возвращаемся с вилами наперевес - ходили переворачивать валки сена. Подходим к посёлку, а там - шухер. Женщины, дети бегают, кричат. Мы - бегом.

Внимательно смотрел на своих людей, ветераны - из расслабленного состояния сразу перешли на боевой взвод. Как сжатые пружины стали. За собой давно заметил, теперь увидел, зримо - в других.