В Храмов - Сегодня - позавчера_3

- Что?

- Экий ты нетопырь! Силу зверя, что ещё?

- Нет, не почувствовал, дед.

- Отец, он и так зверь, - сказал лейтенант, - Медведем кличут и так. И с этим боролся как медведь. И одолел. Лучше мне дай. И этому вот, что лежит. А то умрёт.

- Дарья Алексеевна здесь, не умрёт, - ответил дед, протягивая печень лейтенанту, пристально глядя на меня. Я усмехнулся и отмахнулся от него.

Подошла Даша. Вся посеревшая, потухшая, будто её в придорожной пыли вывалили. Изумрудные глаза стали цвета листвы позднего лета, когда они пылью покрыты, лицо посерело, постарело, пролегли глубокие морщины. Губы тоже бетонного цвета. Даша отобрала печень у лейтенанта и вцепилась в неё. Чуть ли не с кошачьим урчанием.

- Жив? - спросил я.

Она кивнула, не отрываясь от печени зверя.

Странный тут народ живёт.

Дед опять удивил - протянул Даше пить, но не флягу, к которым я уже привык, а какой-то кожаный бурдюк, заткнутый деревянной пробкой. Я такие только в кино рыцарских видел.

Даша напилась, посветлела. Дед дал мне бурдюк, приставив горлышко прямо ко рту.

- Пей, болящий, живую водичку.

Ага, как в сказке. Но, лучше бы мертвой водички - спирта, грамм триста принять.

Вода была вкусной. Чистой, прохладной. Родниковой.

Даша тут позвала деда. Она водила над Громозекой руками. "Сканировала"? Теперь я понимаю, почему у нашей медицины вековое отставание от остальных. Зачем вкладывать средства, строить производство медоборудования и лекарств, развивать меднауку, а всё это очень дорого, а отдача несущественна. Или вовсе отсутствует. Зачем? Если всё это само народилось. Тут за раз и магнитный резонатор, и узи, и вообще академия меднаук в одном миловидном лице. Целый поликлинический комплекс с именем Даша, одна заменяющая сотни врачей и десятки этажей оборудования. Реально, проще к ней приехать и отдать пусть и много, но несравнимо меньше, чем десяток процентов ВВП. И вероятность выздоровления - выше. А разве мало таких? Я, за две жизни, троих уже встретил. Именно лечащих. Не говоря о иных спецах.

Пока я лениво предавался размышлизмам, дед, повинуясь жесту Даши, разрезал гимнастёрку на груди Громозеки и облил его грудь и живот из другого бурдюка. "Мёртвая вода"?

- Разрыв внутренних органов от удара, внутреннее кровотечение, - пробормотала Даша, моя руки "мёртвой водой", что лил ей дед.

Икать! Даже в наше время - труп. Не факт, что довезёшь, что успеешь, что окажется достаточно квалифицированный хирург, и что он вообще будет, хирург этот.

И тут Даша приставила ладони к животу Громозеки, надавила, будто хотела проткнуть пальцами ему пресс. Икать тому менту три раза! Брызнула кровь, пальцы Даши стали погружаться в живот Громозеки, как в тесто. Меня затошнило, лейтенант - рыгал. Я отвернулся.

Блин, всё уже было! И мозги на лице, и кровь чужая заливала, и кишки наружу, оторванные руки-ноги-головы. Люди, взрывами превращённые в суповой набор, мои бойцы, зажаренные в самоходах и танках до углей, всё видел, а вот такого - не приходилось. И было неприятно. Понимаю - она знает, что делает, она так лечит, но, блин! Хотя, хирург, пилой-ножовкой без наркоза отпиливающий ногу - ещё хуже. И такое я видел. И зомби видел. Боец шёл тогда на меня, нёс левую руку в правой. Глаза - стекляшки. Он прошёл, я оглянулся - а у него нет затылка. Начисто снесена макушка. Он прошёл ещё шагов десять, упал, забился в конвульсиях. Война, будь она проклята!

- Всё! - прохрипела Даша.

Громозека хрипло вздохнул и заплакал в голос. Забился в истерике, в конвульсиях.

- Чуть душа не отошла, - прокомментировал дед.

Даша подошла ко мне.

- Я - крайний! - сказал я ей, показав подбородком на лейтенанта, что с надеждой смотрел на Дашу. Она кивнула и отошла.

Я лёг на спину и смотрел на уральское небо. Как на небо Аустерлица. И думал о тщетности жизни.

Когда очередь дошла до меня, я уже был в полубреду - в небе надо мной в ворота рая маршировали ровными походными колоннами красноармейцы в новенькой парадной форме. И каждая колонна, проходя надо мной, синхронно поворачивали головы ко мне и пристально смотрели мне в глаза.

- Русские солдаты не умирают - они отступают в рай на перегруппировку, - прохрипело моё горло, когда Даша составляла сломанные рёбра.

Я видел, как она вздрогнула и замерла, пристально глядя мне в глаза. Потом её глаза проскользили мне на грудь, туда где белел костью мамонта резной крестик без распятья. Из глаз её хлынули слёзы, она упала мне на грудь и расплакалась.

- Люба, спаси его, - хрипело моё горло, - Его путь не пройден.

А я при этом лишь присутствовал. Знаете на что похоже - что я стал одержимым другой сущностью и наблюдаю со стороны, как эта сущность разговаривает со своей женой. Она же, эта сущность, и кричала моим ртом - "Моего сына!"

Меня надо срочно сдавать крепким санитарам с рубашкой оригинального дизайна для бессрочного размещения в гостинице полного пансиона с мягкими стенами, для душевного общения с внимательными и вежливыми дядьками в белых халатах. А самое хреновое, что я полностью осознаю, что я - психически нездоров.

Моё тело в это время жгло болью - Даша сращивала сломанные кости и порванные ткани. И я уже знал, опять же благодаря "сущности", она же "калькулятор", что голову мою она, Даша, вылечить не способна.

Дорога в Храм.

Наверное, я вырубился, а парни меня перетащили к реке. А сами пошли перетаскивать мясо медведя. Я проснулся на берегу. Один. Сел. Осмотрел себя. И переодели. Ну, верно. Моя форма была испорчена, а кроме этого домотканого льняного одеяния ничего и не нашли.

Тихо журчала вода, шелестел ветер травами, пели птахи где-то рядом. Я пересел к воде, опустив босые ноги в воду. И сидел так, кайфуя. Спешить мне было некуда, да и незачем. И пусть весь мир подождёт. Такого блаженства я с детства не помню.

Я услышал шаги. Конские шаги. Кто-то верховой. Обернулся. Конь, но один. Странный конь - белый-белый, с длиннющими, возможно, ни разу не стриженными гривой и хвостом, с умнейшими большими глазами цвета миндаля, и самое странное - белым витым прямым рогом во лбу. Единорог. И я даже не удивился. После всего, что творила Даша, почему бы единорогам тут не ходить?

Единорог подошёл ко мне и встал, внимательно рассматривая меня. Я хотел его потрогать, но вспомнил какие-то отголоски сказок, что если притронуться к единорогу, он взбелениться и проткнёт. А справиться с ним может только девственница. А так как я ни разу девственницей не являюсь, то оставил свои руки при себе.

Но, единорог продолжал смотреть на меня и чего-то ждал. Может, он пить хочет? Типа, на водопой пришёл? А я сижу на его любимом месте? Я встал и отошёл на два шага. Так и есть - он подошёл к воде и стал пить, я, в восторге, смотрел. Никто не может похвастаться, что видел этого целомудренного зверя, а я его вижу с расстояния вытянутой руки, ощущаю его запах (ни на что не похожий), ощущаю даже тепло его тела. И он не белый. Тонкая короткая его шёрстка была цвета серебра, грива и хвост - белого золота, а кожа такого же цвета, как и у меня. Телесного. И это был самец.