Кейт Уилхелм - И ангелы поют

Она доела сэндвич и допила кофе и теперь, казалось, была не в состоянии усидеть на месте. Подойдя к окну возле раковины, она выглянула наружу. Была предрассветная серость.

- А ведь ты столь же не на месте здесь, как и я. Что произошло? Какая-то женщина велела тебе убраться с глаз долой? Не мог найти такую работу, какую хотел? Ты выедь крутишься совсем, как я.

Да, хлопот у меня полон рот, подумал он и сказал:

- Знаешь, о чем я подумал? Я не могу прийти в редакцию, не вызвав подозрений. Я имею в виду, в случае, если ее разыскивают. Уже больше пяти лет я не появляюсь там раньше часа-двух дня. Но ты можешь. проверь, не пришло ли что-нибудь по телетайпу, нет ли каких-нибудь поисков и не было ли какого угодно крушения или аварии. Сама понимаешь. Не рыскает ли вокруг ФБР или военные. Что угодно. - Мэри Бет снова уселась ярдом с ним за стол, ее оживленность прошла, а на лицо отразилась решительность. Это ее деловое лицо, подумал он.

- Хорошо. Но сначала несколько кадров. И надо еще придумать байку о моей машине. Она всю ночь стояла перед твоим домом, - твердо добавила она. - Так что если кто-нибудь об этом заговорит, я скажу, что время от времени составляю тебе компанию. Хорошо?

Он кивнул и безо всякого огорчения подумал, что в таверне Коннелли их поднимут на смех. Это напомнило ему о Трумене Коксе.

- На него могут случайно выйти, и он может вспомнить, что видел ее. Конечно, тогда он решил, что то была девчонка Боландов. Но они будут знать, что мы кого-то видели.

Мэри Бет пожала плечами.

- Значит, ты увидел девчонку Боланд, начал думать о ней и ее ремесле и позвонил мне. Никаких проблем.

Он взглянул на нее с любопытством.

- Неужели тебе действительно все равно, станут ли в городе перемывать нам с тобой косточки?

- Эдди, - ответила она почти с нежностью, - я признаюсь даже, что трахалась со свиньей, если это поможет мне выбраться из этой чертовой дыры. Сейчас я съезжу домой принять душ, а к тому времени, возможно, уже настанет пора оседлать мою лошадку и поехать в редакцию. Но сперва несколько кадров.

Возле двери в спальню он спросил ее, понизив голос:

- Сможешь сделать их без вспышки? Вдруг у нее от этого случится шок или еще что-нибудь?

Она мрачно взглянула на него.

- Ради бога, перестанешь ли ты, наконец, называть это "она"! - Мэри Бет хмуро взглянула на фигуру в постели. - На худой конец, принеси лампу. Ты ведь знаешь, придется откинуть одеяла.

Он знал. Он принес бра, включил лампу возле кровати и стал смотреть, как Мэри Бет принялась за работу. Она была хорошим фотографом, а сейчас объект съемки был неподвижен, и она смогла применить длительные выдержки. Она вынула отснятую кассету и начала снимать на новую, потом отошла назад. Девушка на кровати снова крупно задрожала и подтянула ноги, сжимаясь в тесный комочек.

- Ладно. Закончу при дневном свете, может, она к тому времени проснется.

Эдди пришлось признать, что Мэри Бет права; существо не было девушкой, наверное, даже не самкой. У него было удлиненное, не имевшее нигде углов тело, ни локтей, ни коленей, ни даже выступающих тазовых костей. Просто гладкое тело без грудей, без пупка, без гениталий. И с темными складками, что начинались на макушке, спускались по рукам и полностью закрывали спину. Как мантия, с отвращением подумал он. Даже кожа у нее не была человеческой - бледная, скорее желтоватого, чем розового оттенка. Она явно сильно мерзла; желтоватая кожа становилась сероватой. Он испытывающе коснулся ее руки. Ощущение оказалось чужим, совсем не таким, какой была бы человеческая плоть, покрытая кожей. Ему показалось, что он прикоснулся к прохладному шелку, прикрывающему нечто более плотное, чем плоть человека.

Мэри Бет снова укрыла ее, существо вздрогнуло и они, пятясь, вышли из спальни.

- Боже, - прошептала Мэри Бет. - Я-то думала, что оно уже согрелось. Здесь жарко, как в печке, да еще столько одеял сверху.

Оказавшись снова в комнате, Мэри Бет склонилась к камере. Она вынула вторую кассету и нерешительно замерла, держа обе кассеты в руке.

- Если кто-нибудь шныряет вокруг, и если узнают, что ты мог это видеть, и что мы были вместе, то пленки могут украсть. Где бы найти для них надежное место?

Он взял у нее обе кассеты и она покачала головой.

- Не говори мне. Просто спрячь понадежнее. - Она взглянула на часы. Я вернусь не раньше десяти. Разузнаю, что смогу, кое-куда позвоню. Приглядывай за этим. Пока.

Он посмотрел, как она надевает свой красный плащ и вышел с ней на крыльцо. где простоял, пока она не села в машину и не скрылась из глаз. Наступил день; дождь кончился, хотя по пасмурному небу все еще проносились низкие облака. Ели на лужайке перед домом мокро блестели и при малейшем ветерке стряхивали с себя воду. Воздух не был особенно холодным и казался приятным после жары в доме. Он приятно пахнул, лиственной прелью, морем и землей, рыбой и еловой хвоей... Эдди несколько раз глубоко вдохнул и вернулся в дом. Здесь действительно, как в печке, подумал он, ненадолго освеженный прохладным утренним воздухом, теперь его снова разморило. Почему она никак не согреется? Он стоял в дверях спальни и смотрел на съежившуюся фигурку. Почему она не может согреться?

Он подумал о жертвах переохлаждения; первым делом, читал он, следует любым возможным способом привести температуру их тела к нормальной. Грелки? У него не было ни одной. Горячая ванна? Он постоял возле девушки и слегка покачал головой. Вода может оказаться для нее ядом. В том-то и была проблема; она была чужим существом с неизвестными потребностями и неизвестными для него опасностями. И она замерзала.

Он нерешительно коснулся ее руки, все еще холодной несмотря на все одеяла. Словно тепличное растение, подумал он, перенесенное в холодный климат и обреченное умереть от холода. Медленно двигаясь, с еще большей нерешительностью, чем ранее, он начал стягивать брюки, потом рубашку, а затем, оставшись в трусах и майке, осторожно отодвинул спящую девушку, лег рядом с ней и прижал ее к своему теплому телу.

К этому времени температура в доме была уже градусов тридцать, слишком жарко для толстоватого человека, каким был Эдди, и ему стало приятно, что она лежит рядом, такая прохладная, даже успокаивающая. поначалу она словно не реагировала на его присутствие, но постепенно дрожь уменьшилась, и она, казалось, слегка изменилась, стала не такой жесткой; ноги изогнулись, входя в контакт с его ногами, тело придвинулось, расслабилось, обволокло контуры его тела; одна рука скользнула по его груди и улеглась на плече, другая согнулась и прижалась к нему. Прохладная щека легла на подушечки плоти на его ребрах. Он осторожно обнял ее и притянул к себе. Он задремал, резко проснулся, потом задремал снова. В девять он проснулся окончательно и начал высвобождаться. Она издала негромкий звук, словно протестующий ребенок, и он погладил ей руку и что-то успокаивающе пробормотал. Наконец он выскользнул из-под ее рук и ног, встал и оделся. Когда он опять посмотрел на девушку, ее глаза оказались открыты, и они мгновенно околдовали его. Большие, круглые, золотистые глаза, словно лужицы расплавленного золота, немигающие, нечеловеческие. Он сделал шаг назад.