Митчел Уилсон - Живи с молнией

Фокс представил Эрика двум аспирантам, френчу и Ларкину, которые, усевшись в уголке, с увлечением беседовали о своей работе, и он с сожалением покинул общество старших.

Но и аспиранты оказались интересными людьми. Они были даже серьезнее, чем остальные гости, и держались менее развязно, так как еще не завоевали себе прочного положения. Технический жаргон, на который во время разговора они то и дело непринужденно переходили, был недоступен пониманию Эрика. И оттого, что он стремился стать таким, как они, оттого, что эти молодые люди олицетворяли собою этап, который ему еще предстояло пройти, они произвели на него более сильное впечатление, чем старшие, достигшие, по его мнению, вершины своей карьеры.

Позже, когда несколько пар уже ушли домой, в обществе вдруг произошло некоторое оживление - пришел новый гость, красивый, самоуверенный молодой человек лет тридцати. Видимо, его ждали. Профессор Фокс и его супруга встали ему навстречу.

- Это Тони Хэвиленд, - сказал Эрику Максуэл. - Тот, о котором мы сегодня говорили.

Эрик кивнул и ничего не сказал в ответ - он был слишком взволнован. В Хэвиленде, который переходил от группы к группе, пожимая руки гостям, было нечто такое, что вызвало в Эрике острую зависть, и потому восхищение в нем боролось с инстинктивной неприязнью. Во-первых, он думал, что Хэвиленд гораздо старше. Эрику всегда казалось, что успех неизбежно связан с пожилым возрастом, и он мог утешаться мыслью, что у него еще много времени впереди. Хэвиленд опроверг это убеждение и тем самым значительно сократил для Эрика расстояние, отделявшее его от конечной цели, а это было тревожно. Во-вторых, Эрику, довольно равнодушному к одежде, достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться, что по сравнению с Хэвилендом все мужчины казались неуклюжими и плохо одетыми. Более того, Хэвиленд держался так непринужденно и уверенно, что, конечно, никогда, ни в каком обществе и ни при каких обстоятельствах не мог попасть впросак. Он стоял среди окружавших его солидных людей и, слегка улыбаясь, объяснял, почему он пришел так поздно. Затем Уайт и Фокс вовлекли его в спор о расщеплении атомного ядра.

- Над чем он работает в Кембридже? - спросил Эрик.

- Собственно говоря, ни над чем, - объяснил Максуэл. - Просто шатается по разным лабораториям, иногда кому-нибудь помогает. Готов держать пари, что он живет в Лондоне, в отеле Ритц, и каждое утро приезжает оттуда в Кембридж.

- Но он производит впечатление знающего человека.

- А кто сказал, что нельзя жить в свое удовольствие и притом иметь умную голову на плечах?

Эрик не мог отвести взгляда от светловолосой головы Хэвиленда. Он следил за тем, как тот все так же непринужденно переходил от группы к группе, и видел, что все встречают его с явным удовольствием и с интересом прислушиваются к каждому его слову. Немного погодя Хэвиленд подошел к Максуэлу.

- Хэлло, Макс, - приветливо сказал он. - Вы, кажется, начинаете стареть!

- Да нет, я просто готовлюсь к выпускным экзаменам, потом я опять расцвету. Как вам работается в Англии?

- Чудесно! В этом году ядерная физика шагнет далеко вперед. В тридцать втором году, когда я вернусь сюда совсем, мы развернем большую работу. Жаль, что вас не будет, мы бы поработали вместе. Какого черта вы отсюда сбегаете, что вы будете делать в Вашингтоне?

- Наслаждаться жизнью, пока вы будете ломать себе голову над всякими проблемами. Но вместо меня остается Горин. Познакомьтесь - Эрик Горин, доктор Хэвиленд.

- Вам приходилось читать что-нибудь по ядерной физике, мистер Горин? вежливо обратился к Эрику Хэвиленд.

- Почти что ничего, - сознался Эрик. - Но я мечтаю работать в этой области. Как вы думаете, не могли бы вы использовать меня, когда вернетесь? Впереди еще целый год, за это время я успею многое одолеть. Я мог бы даже специально подготовиться.

- Видите ли... - замялся Хэвиленд. - Пока что у меня нет определенных планов, и было бы нечестно связывать вас...

- Другими словами, не напрашивайтесь, молодой человек, - перевел Максуэл Эрику. Затем, обращаясь к Хэвиленду, пояснил: - Напрасно вы стараетесь преподнести Горину отказ в вежливой форме. Горин не поймет. Он очень упрямый. Он играет в теннис с единственной целью - убить партнера. Он плавает так, будто стремится побить все рекорды. Отдыхая, он задает собеседнику десять тысяч вопросов в минуту. Если ему дать волю в лаборатории да если еще он будет знать, что надо делать, он может горы сдвинуть. Просто безопасности ради вам придется каждое утро выпускать из него сотню лошадиных сил, чтоб довести до нормального состояния.

- А как _вы_ считаете, - спросил Эрик, - какие качества должны быть у вашего ассистента?

Максуэл захохотал.

- Тони, вы влипли!

- Я ничего не имею против избытка энергии, - улыбнулся Хэвиленд, садясь в кресло. - Ладно, Горин. Пройдите обычный курс: сначала классическую физику, потом квантовую и статистическую механику. Если успеете, подучитесь лабораторной технике.

- Вы это серьезно? - спросил Эрик.

- Я охотно верю Максу, что через год-два вы можете стать полезным помощником. Со временем, когда вы получите разрешение Фокса, можете взять тему для докторской диссертации по моей работе. С одним только условием, и очень важным: когда я вернусь, вы должны будете доказать мне, что годитесь для этой работы.

Он поднялся, так как гости уже расходились. Эрик тоже встал.

- Знаете что, - сказал Эрик, - если к вашему возвращению я не буду достаточно подготовлен, я просто не покажусь вам на глаза.

- Ладно, - улыбнулся Хэвиленд.

- Но я все-таки обязательно приду к вам, - сказал Эрик. - Я буду встречать вас на пристани.

Вечер, которого он так ждал и боялся, окончился восхитительно. На другой день Эрик думал только об этом вечере, о Хэвиленде и о том, что когда-нибудь непременно станет таким, как он, и имена знаменитых исследователей Хэвиленда и Горина будут произноситься с глубочайшим уважением. Эрик снова и снова припоминал все подробности минувшего вечера, все оказанные ему знаки дружелюбия и внимания. Несколько минут он со страхом перебирал в памяти все, что говорил накануне, пытаясь сообразить, не казался ли он желторотым юнцом и не смеялись ли над ним потихоньку окружающие.

Безмятежно и лениво тянулся воскресный день; обещание, данное Хэвилендом, озаряло его лучезарным светом, но Эрик не знал, что это его последний свободный день и что теперь у него долго не будет таких воскресений. На следующее утро начались занятия, и заработала огромная, превосходно налаженная университетская машина. Короткие, уплотненные дни быстро пролетали один за другим, седьмой день цеплялся за зубчик шестеренки - неделю, которая в свою очередь медленно вращала большое, постоянно движущееся колесо - месяцы. Механизм не останавливался ни на секунду, и только в редкие минуты Эрик оглядывался назад - на две чудесные недели перед началом занятий и удивлялся, как он был тогда слеп, не понимая, что обрекает себя на бесконечную и непрерывную работу.