Джон Уиндем - Тупая марсианка

День на спутнике был слишком короток, а ночь, освещенная Каллисто, а иногда и самим Юпитером, - достаточно светла, поэтому Дункан не стал обращать внимания на смену дня и ночи, и жизнь потекла по земным часам по Гринвичу

Дункан составил для себя программу. Он будет регулярно проверять состояние различных агрегатов, будет забираться на утес и осматривать солнечные генераторы и тому подобное. Скоро он убедился, что выполнение необязательной, самим составленной программы требует серьезного усилия над собой...

Вскоре Дункан стал ловить себя на том, что он сомневается - такой ли уж разумной была его идея привезти Лелли с собой. С чисто практической стороны, конечно, готовил бы он хуже, чем она, и жилье, возможно, у него было бы так же запущено, как у его предшественника, но если бы ее здесь не было, необходимость заботиться о себе дала бы ему какое-то занятие. А уж с точки зрения компании - что она ему была за компания! Она ему была чужда, безразлична, полуробот какой-то. И до чего же тупа!

Были моменты - все чаще и чаще - когда один только ее вид раздражал его, выводил его из себя - как она двигалась, ее жесты, ее ломаная примитивная речь, когда она говорила, и ее бездумная погруженность в себя, когда она молчала, и ее отчужденность, и сам факт, что ему еще предстоит за нее выложить 2360 фунтов.

Да она и не прилагала никаких серьезных усилий к исправлению своих недостатков, даже там, где можно было что-то сделать. Например, внешность. Уж можно было бы надеяться, что любая девушка сделает все, чтобы выглядеть в наиболее выгодном свете, а она - черта с два! Вот, опять задрала левую бровь, выражение лица, как у клоуна в цирке, а ей начхать...

- Бога ради, - говорит он ей в который раз, - ты можешь не гримасничать? До сих пор не знаешь, как выглядят нормальные люди? И когда ты наконец научишься по-человечески пользоваться косметикой? Посмотри вот на картинку - и посмотри на себя в зеркало: жирные красные пятна, и все не на своем месте. А волосы! Не волосы, а водоросли какие-то. Я тебе купил аппарат для завивки, так завивайся, черт тебя побери, а не ходи, как русалка! Я знаю, тупица ты есть, тупицей и останешься, но постарайся хоть выглядеть как настоящая женщина.

Лелли смотрит на цветную фотографию земной красотки, затем довольно критически сравнивает со своим собственным отражением.

- Тя-а, хорошо-о, - заключает она вполне равнодушно.

Дункан фыркает.

- И еще. Что у тебя за разговор, как у маленькой! Нужно говорить не "тя-а", а "да". Понима-ешь - "да". Скажи - да-а!

- Тя-а, - говорит Лелли с готовностью.

- Ох, чтоб тебя .. Неужели ты не слышишь разницы? Не "т", а "д", "д". Да-а.

- Тя-а.

- Нет. Прижми язык к верхним зубам, вот так - да-а!

Урок продолжается без особого успеха. Он начинает сердиться.

- Ты надо мной издеваешься, да? Не советую, милая. А ну-ка, скажи "да". Она колеблется, глядя на его сердитое лицо.

- Ну-ну, говори же!

- Д... тя-а, - произносит она неуверенно.

Он не рассчитал силу удара, пощечина получилась сильнее, чем он хотел. Ее магнитные подошвы потеряли сцепление с полом, и она полетела через всю комнату, нелепо размахивая руками и ногами, ударилась о противоположную стену, отлетела от нее и беспомощно повисла в воздухе, пытаясь дотянуться до чего-нибудь, за что можно ухватиться. Он подошел к ней и поставил ее на ноги Ухватил ее левой рукой за комбинезон на груди и замахнулся правой.

- Повтори снова!

Ее глаза испуганно бегали. Он ее встряхнул. голова ее беспомощно замоталась во все стороны. Она начала повторять. После шестой попытки получилось что-то вроде "дя".

Он решил удовлетвориться этим, до поры до времени.

- Видишь, ты можешь, если постараешься. Просто, милая, с тобой нужно быть построже.

Он отпустил ее. Она заковыляла через комнату, закрывая руками разбитое лицо.

Дни тянулись за днями, трудно складываясь в недели, еще труднее недели складывались в месяцы. Бывали моменты, когда Дункан боялся, что все-таки не выдержит, сойдет с ума. Он, как мог, выискивал себе работу, хоть какое-нибудь занятие, но все равно, свободного времени оставалось слишком много. А развлечь себя он не умел.

Немолодой уже человек, за всю жизнь не бравший книги в руки, разве что листавший журналы, он не смог пристраститься к чтению. Легкая музыка, как и предсказывал его предшественник, ему быстро надоела, а серьезную он не понимал. По книжке он выучил шахматные ходы и научил ходить Лелли, намереваясь, после некоторой тренировки, бросить вызов тому парню, с Каллисто. Однако очень скоро Лелли стала у него выигрывать партию за партией, и он бросил шахматы, придя к выводу, что у него неподходящий склад ума. Вместо шахмат он решил обучить ее игре в карты, но и это пришлось скоро бросить, потому что ей поразительно везло.

Время от времени удавалось что-нибудь поймать по радио, но потом Земля ушла по другую сторону Солнца, а Марс то и дело заслонялся Каллисто. Ни одной передачи нельзя было принять от начала до конца, особенно из-за вращения самого спутника.

Так что Дункан, по большей части, сидел насупившись, ненавидя станцию и этот проклятый спутник, недовольный собой и постоянно готовый обрушиться на Лелли.

То, как флегматично и невозмутимо она возилась со своими делами, действовало ему на нервы. Ему казалось просто несправедливым, что она, благодаря своей ограниченности и тупости, легче переносит эту однообразную жизнь. Почему он должен страдать, а она нет? Когда же он начинал возмущаться вслух, ее манера слушать только усугубляла его раздражение.

- Боже мой, - сказал он ей однажды, - неужели ты не можешь заставить свое лицо хоть что-нибудь выражать? Хоть что-нибудь - радость, или печаль, или страх. Засмеялась бы, или хоть заплакала! Ведь можно с ума сойти, глядя на твою дурацкую рожу, на которой постоянно такое выражение, как у маленькой девчонки, которой рассказали анекдот для взрослых. Я знаю, что ты не поумнеешь, но хоть для виду изобрази что-нибудь на физиономии.

Она продолжала смотреть на него, по-прежнему без тени выражения на лице.

- Ну, ты слышишь, что я говорю! Улыбнись же, кукла, улыбнись!..

Ее рот слегка покривился.

- Это ты называешь улыбкой! Вот, вот улыбка! - Он ткнул пальцем в сторону картинки, изображающей какую-то кинозвезду, улыбка которой сильно смахивала на рекламу роялей.

- Вот улыбка! - и он оскалился, показал все свои крепкие зубы.

- Нет, - ответила она. - Мое лицо не может, как на Земле... кривляться.

- Кривляться! - закричал он, распаляясь, - Кривляться, говоришь! - Он отстегнул пружинную полость, которая прижимала его к креслу, и направился к ней.

Она пятилась, отступая, пока не уперлась спиной в стену.

- Я заставлю тебя покривляться, милая. Ну. слышишь, улыбайся! - Он угрожающе поднял руку.