Майкл Муркок - Ледовая шхуна. Маниту. Врата Азерота.Самый большой счастливчик

Как и в Шиюене, кхел здесь был более властен, чем хайя. Фвар и его люди сели на коней и отъехали, не сказав ни слова о мести… а это означало, что врагу, обидевшему людей с холмов Барроу, не поздоровится, когда он подставит им спину.

Ванай с трудом оперся на локоть и проводил их взглядом. Но мало что увидел, кроме лошадиных ног и нескольких кхелов, стоящих на земле. Все они были в чешуйчатых доспехах и побитых шлемах, которые придавали им вид демонов. Лишь их лорд оставался без шлема и сидел верхом. Его белые волосы развевались на ветру. Этот лорд был не из тех шиюенских лордов, которых он знал.

Вооруженные люди перерезали веревки на его лодыжках и попытались поднять его на ноги. Он покачал головой.

— Колено… Я не могу идти, — хрипло произнес он на языке кхелов.

Это их удивило. Люди в Шиюане не говорили на языке хозяев, хотя кхелы говорили на языке людей.

— Он поедет верхом, — сказал лорд. — Аллер, твой конь понесет этого человека. Подбери все, что здесь разбросано — люди не знают, что такое порядок. Они оставили все это врагу. Ты, — впервые он обратился непосредственно к Ванаю, и тот мрачно взглянул на него. — Ты — Нхай Ванай ай Чайя.

Он кивнул.

— Я полагаю, что означает «да»?

— Да. — Кхел говорил с ним на языке людей, а он ответил на языке кхелов. Бледное, нервное лицо лорда отразило гнев.

— Я сын Шайен Нхинная, принца Сотеррне. Остальные мои люди охотятся за твоей хозяйкой. Стрела, которая ее достала — единственная услуга, за которую мы благодарны этим скотам — хайюа, но и без нее судьба твоей высокородной госпожи была бы незавидная. Мы об этом позаботимся. А ты, Ванай Чайя — тебя мы ждем в гости в своем стане. Лорд Хетару очень желает вновь тебя увидеть… еще больше — твою леди, но и тебя тоже. Он будет более, чем обрадован.

— Не сомневаюсь, — пробормотал он и не сопротивлялся, когда они связали ему руки и посадили верхом на коня. Боль от ран едва не лишила его чувств. Он раскачивался от головокружения, едва не вываливаясь из седла, и шиюанцы принялись спорить, кому из них пачкать руки, помогая ему ехать, кому мараться об этого полуголого и окровавленного человека.

— Я кершин, — сказал он сквозь зубы. — Пока конь подо мной, я не упаду с него. И я тоже не хочу, чтобы ко мне прикасались руки кхелов.

Они забормотали что-то по поводу того, что неплохо бы поучить его вести себя. Но Шайен велел им замолчать. Они медленно двинулись по песчаному берегу, видимо, им прогулка нравилась еще больше, чем ненужная спешка. Ванай этому был рад. Склонив голову, он положился на коня, измотанный до предела. Он поднял голову только раз, когда они переходили вброд через Нарн, и после этого перед ними открылась широкая равнина Азерота.

Под копытами коней захрустела трава, и лежать стало значительно легче.

Он жил и это было самое главное. Он умерил гнев и склонил голову — пусть думают, что человек боится их. Они не могли ожидать от него неприятностей, эти кхелы, которые оставили клеймо на лицах своих слуг, чтобы отличать их от других… относящиеся к человеку, как к животному.

Не было ничего удивительного в том, что на первом же привале они вправили ему колено, промыли раны так же тщательно, как, скажем, обхаживали бы больную лошадь, не грубо, но и не ласково, и все же никто из них не дал ему напиться, потому что тогда губы его коснулись бы посуды, которой они пользовались. Один из них бросил ему еду, когда они ели, но она так и осталась на траве нетронутой, потому что они не развязали ему рук, а унижаться перед ними он не желал.

— Рядом с тобой и твоей хозяйкой ехали кхелы, — сказал Шайен, подъехав к нему поближе. — Кто?

Он не подал и виду, что услышал вопрос.

— Ну что ж, у тебя будет время подумать, — сказал Шайен и раздраженно пришпорил коня, сделав вид, что ответ его не особенно интересует.

Это «кто» подразумевало имя, словно они считали Леллина одним из своих, предавшего кхелов. Похоже, понял он, и в нем снова вспыхнула надежда — похоже, они еще не поняли сущности аррхендян, не поняли, что на этой земле они живут с людьми на равных. Похоже, Эт выложил им далеко не все, а может, он даже не достался им живым.

Он поднял голову, поглядев на раскинувшийся впереди горизонт, на травянистую равнину. Линия горизонта была почти сплошной, только кое-где ее заслоняли кусты терновника. Неестественная форма Азерота была невидима человеку, стоявшему посреди ее. Равнина была слишком обширна, чтобы обхватить ее одним глазом. Возможно, шиюа еще многого не знают… предположим, что никто из народа Леллина еще не попал к ним в руки, и что Мирринд еще не разгромлена.

Он отчаянно надеялся на это, хотя почти не верил, что самому ему удастся спастись.

На ночь они остановились лагерем на открытом месте, и на этот раз они, стащив его с коня, быстро развязали ему руки, стоя вокруг него с обнаженными мечами, чтобы он не сбежал. Он немного поел, и один из них налил ему воды в ладони, спася тем самым чистоту своей фляги. Но на ночь они его снова связали, привязав его к одному из своих тяжелых седел, лежащих на земле, чтобы он не смог скрыться во тьме бесследно. Потом на него кто-то набросил плащ — ветер был холодным, а сам он был раздет.

Они заснули совершенно беззаботно, не выставив стражи. Он долго пытался высвободиться, замышляя выкрасть коня и ускакать на нем. Но ему было не дотянуться до узлов, а веревки были стянуты слишком крепко. Измученный, он тоже заснул, а наутро его разбудил пинок под ребра и ругань кхела.

На другой день было то же самое. Ни еды, ни воды до вечера, вечером же столько, чтоб не умер. Он копил свой гнев, он поддерживал его не меньше, чем пища, но снося их ругательства. Только однажды он не сдержался, когда стражник схватил его за волосы, он крутанул головой… и страж отошел на шаг, увидев ярость на его лице. Его сбили на землю — только за то, что он отважился взглянуть одному из них в глаза. Затем его стали мучить. Но еще большие пытки они предвкушали по возвращении в лагерь и говорили об этом открыто, потому что знали, что он их понимает.

— Вы ничем не лучше ваших друзей с холмов Барроу, — сказал он им, наконец, на их языке. Один из них ударил его, но Шайен нахмурился, грубо велел своим воинам замолчать и оставить его в покое.

В ту ночь, когда они стали лагерем у одного из притоков Нарна, Шайен долго и задумчиво смотрел на него, после того как остальные улеглись спать. Он смотрел так пристально, что Ванаю стало не по себе… а еще больше от того, что они с Шайеном оказались в стороне от его кхелов.

Затем Шайен подошел и сел рядом с ним.

— Человек, — было принято, что только кхел может произносить это слово. — Человек, говорят, ты был близким родственником Чайе Роху.

— Кузеном, — ответил он равнодушно. Ни одного слова в ответ не сказал он им до сих пор. И решил ничего больше не говорить. Но Шайен глядел на него с искренним любопытством.