Владимир Михайлов - Восточный конвой

Милов удобно устроился под машиной, под ее кабиной, слева, так что человек, набиравший сейчас номер, находился прямо над ним на высоте примерно полутора метров. Легкие щелчки кнопочного аппарата были хорошо слышны отсюда. Потом зазвучал и голос — приглушенный, хрипловатый: сомнений не было — тот самый, с блатным акцентом, что слышал Милов и на плацу у себя за спиной, и позже — в складском эллинге:

— Хрящ это… Граф близко? Нарисуй его, дело есть. Сказал — есть, давай по-быстрому…

Наступила пауза. Милов старался дышать медленно, бесшумно, чтобы не мешать самому себе слышать каждое слово из тех, что будут здесь сказаны: нутром чувствовал, что разговор будет и для него значительным, не только для звонившего.

— Граф? Слушай, буду говорить по делу. Послезавтра с арбой буду в цветной миске, прикачу с аллеи любви… Ну да, завтра за нитку и сразу назад… Звоню? С бревна. Нет, это верняк, тут не бугор, тут сделаем — бабки встанут колом… Слушай балоту, сделаешь, как я скажу, чтобы никакого бездорожья! Там, в миске, большая коробка, ты знаешь, ты там бывал, встарь ее Хилый брал на абордаж базаром, увел шмотье. Теперь по-другому сделаем. Нас разгрузят, варилы разбегутся, останется один кнацаль снаружи, а ты с урками найдешь метро — там было, было с давних пор, менты не надыбали, — проедешь в мазуху и нижним кабуром нарисуешься. Надо, чтобы и амбалы были — тащить придется. Бригантину подгони… Нет, гамлы там нет, все сделается окейно, усек?

Милов внимательно слушал без особого, впрочем, интереса: можно, конечно, было бы (в другие, лучшие времена) довести до сведения местной полиции о задуманном ограблении какого-то склада неизвестно где — скорее всего, в каком-то порту, — но не в том положении находился сейчас Милов, чтобы вступать в контакт со здешними стражами порядка. Это их проблемы. Однако похоже было на то, что волноваться ему вовсе и не следовало: речь шла не о нем… Хотя… что он там сейчас?

— Помнишь, — продолжал разговор тем временем шофер, — тут в старые времена был такой вязало вздрюченный — ну тот, что нас тогда заштопорил, когда мы вагон дури тем сдавали… Во-во. Пес легавый…

«Чисто ботает по фене, — промелькнуло в голове. — Не отвык, хотя немало лет уже минуло, а среди технетов этот язык вряд ли в большом обиходе. Да, так что он там? Похоже, добрался-таки до моей душеньки?».

— …Я его всю жизнь, как срок отволок, вентилировал, да он юзанул вовремя, я уж думал — ввек не наклекаю, а он вот он — объявился, неделю назад я его слепил. Он меня? Да пока не показал, хотя он, падло, конечно, не васек. Сдать здешним мусорам? Так Он меня с ходу заложит, я же себе не враг… А зачем же он тут, по-твоему, случился? За мной ведь там, у них, еще тот вьюк числится, вот он и прилетел. Может, у них соглашение такое случилось, ты не знаешь? Ну, а чего ему еще тут искать? Нет, мне отсюда когти рвать нет никакого резона: дело золотое. Остается его завалить, тут и думать нечего. Да прямо сейчас. Я тут чистенький, да и…

Говоривший замолчал, слушая; на том конце линии, видимо, возражали. Потом заговорил снова:

— Да уймись… Усеки вот что: кроме прочего, мне это дело заказали. Он оттуда, с Базы, сорвался, ясно? И им надо ему перекрыть кислород, усек? Меня потому и воткнули в эту хренацию. Ну, как, как — много будешь знать… Ну, и что, что База — не контора? Конечно, если Он тут со здешней ментаврой повязан, ежели тихарек этот с нашими в одну игру играет, то искать станут, но я уже на трассе буду, да и кто что вякнет? Нет, тебе незачем: он нам не нужен, лаз туда у нас есть, да только чего мы там не видали? Ну все, кончаю, пока боярин меня не зашухерил. Значит, ты усек все точно: послезавтра на большой песочной орбите, там сразу и увидимся. Сам скорее всего к тому же часу подбегу, а ты до послезавтра будь на приколе — вдруг что понадобится. Бывай здоров.

Милов прополз под машиной к правой ее стороне, выбрался из-под нее. И, как ни спешил, все же не пропустил мимо внимания одну конструктивную особенность полуприцепа, под которым лежал. А именно: в отличие от тех конструкций, какие ему приходилось в свое время встречать, этот фургон снабжен был, как оказалось, зачем-то нижним люком, который запирался, надо полагать, изнутри; располагался он не посредине, а с правого бока. Милов понятия не имел, понадобится ли ему этот лаз когда-нибудь (на самом деле не лаз, конечно — люк был достаточна велик, чтобы через него можно было грузить и средней величины ящики), — но, так или иначе, увиденное запомнил. И пополз дальше, на свежий воздух.

Какая-то мысль, вернее, хвостик ее, промелькнула в голове, но сейчас не время было задумываться над этим: шофер вот-вот вылезет из кабины, и надо было мигом решать, что делать с ним, и что — с собой.

«Кажется, — смутно вспоминаться стало, — действительно пересекался он когда-то с этим ярилой; да, похоже, это ярило был, но какой-то стороной прикасался и к гадости — уж не взяли ли его тоща на кайф-базаре? Повязали тоща большую кодлу, и, верно, пришлось ему тянуть долгонько до звонка, если на всю жизнь затаил он обиду и сейчас, через немало лет, опознал. Он, значит, полагает, что по его душу я и сюда явился; наверное, есть за ним что-то такое, только я об этом ничего не знаю, и не до него мне совсем. Но раз он напуган — постарается меня начисто заделать; а мне сейчас нарезать дубаря вовсе не в цвет…»

Незаметно и сам Милов стал думать по фене — старое нахлынуло. А в молодости все мы были решительными и скорыми на действия, — подумалось мельком, — иначе не выжить было в годы крутого расцвета уголовщины после распада империи, о которой Милов и сейчас еще вспоминал, как о стране спокойствия — хотя на самом деле далеко не так было. Но что пройдет — то будет мило…

Он затаился у задней стенки длиннющего фургона в ожидании водилы, но тот все медлил — наверное, решил поинтересоваться зажитком своего коллеги, где-то задержавшегося к собственному ущербу.

«Ну что же (продолжал Милов размышлять в том же духе), дорогой утюг, придется и мне с тобой поступить круто, потому что зуб даю — у тебя перышко где-то под рукой. У меня ничего такого нет, однако же обойдемся, надо думать, и своими силами…»

Негромко хлопнула, наконец, дверца, и визитер из прошлого тенью заскользил от машины, шагов через десять остановился, прислушиваясь, и тронулся дальше. Туда, где по его расчетам должен был бы сейчас коротать время Милов.

(55 часов до)

Милов шел за ним в десяти-двенадцати метрах, от дерева к дереву, шел легко, как бы пританцовывая на чуть согнутых ногах, словно играл в баскетбол и ему предстояло сейчас прорваться под корзину, лавируя среди массивных и готовых отразить проход защитников. Скользил, пытаясь на ходу оценить обстановку. Предположим, я там и нахожусь, куда он идет. Допустим, он меня нашел. Ну, и что — прямо там, у всех на глазах, и нападет? Да нет, конечно, этого он себе не позволит. Ему придется меня вызвать, заинтересовав чем-то, отвести подальше в сторонку, и уж там, поодаль от взглядов — освежевать скотинку. Да и вызвать он постарается так, чтобы никому это в глаза не бросилось — иначе, как только найдут тело, заподозрят его, а он всего-навсего шофер, не депутат парламента и неприкосновенностью не пользуется. Значит, последует с его стороны какая-то хитрость — не весьма сложная, особой остротой ума эта клиентура никогда не отличалась; зато подлостью — да, этого у них навалом… Но и мы со своей стороны постараемся что-нибудь этакое придумать. Понятно, его больше всего устроит, если труп обнаружится далеко не сразу, а тоща, когда и он будет далеко, да никто и не вспомнит, где и когда видели меня в последний раз, и при каких обстоятельствах я исчез; и прежде всего подумают, что сбежал, и так будут думать, пока не отыщут. А отыскать могут лишь времечко спустя, если упрятать меня в соответствующем месте. Где же тут у нас поблизости такое местечко?