Елена Клещенко - Мир Стругацких. Полдень и Полночь (сборник)

Послышался звук, похожий на отдаленный раскат грома. Он постепенно нарастал, становился ближе. Горбунов начал было очередную вежливую фразу, но его слова потонули в сильном прерывистом грохоте. Подполковник резко поднялся и вышел за дверь, приказав академику – уже безо всяких церемоний – оставаться в комнате.

Боголюбов, улыбаясь, подошел к окну. Стекла, снаружи закрытые стальной решеткой, сильно дрожали. Академик положил на стекло ладони.

– Лешка, ну ты даешь, – проговорил он, не слыша самого себя. – Ну, здравствуй, друг.

– Километрах в десяти сядем, – сказал Слава.

Краюхин кивнул:

– Если что, прокатимся на транспортере.

На экранах внешнего обзора кружился истребитель – он сопровождал планетолет последние минут пять. Краюхин коротко ответил на вызов, сообщив, что у него приказ председателя ГКМПС, и отключился. Он рассчитывал, что военные стрелять по нему не станут, а КГБ вроде еще не обзавелся собственной истребительной авиацией.

Сели на песчаном пустыре, по краям которого поднимался невысокий редкий лес. Слава осторожно вылез из кресла и крякнул.

– Да, – пробормотал он, – тренировки тренировками, а матушка-земля тянет к себе крепко.

– Наверное, любит тебя, – откликнулся Краюхин, разминаясь, – готовь транспортер, может пригодиться.

Они заканчивали проверку спецкостюмов, когда на пустыре появились три БТРа, остановившиеся метрах в двухстах от планетолета. Из бронетранспортеров выкатились автоматчики.

– Так меня еще не встречали, – с деланым восхищением сказал Олег.

– Почетный караул, – хмыкнул Слава. – Дождались-таки!

– Посерьезнее, ребята, – одернул их Краюхин.

Он приблизил изображение с экрана: офицер отдавал приказы, автоматчики четко их выполняли. Не прошло и минуты, как они установили периметр вокруг планетолета. Было видно, что солдаты понимали командира с полуслова.

– Резкий парень, – сказал Краюхин, – не наломал бы дров. Надо с ним поговорить.

– Ладно, – откликнулся Олег, – так и быть. Пойду прогуляюсь.

– Ты прямо голубь мира, – буркнул Слава, – с твоей-то физиономией. Может, лучше я?

Краюхин прикинул: Слава нужен ему здесь, без бортинженера никак. Пойти самому? Надо бы, но нельзя. Кто знает, что прикажет Кузнецов.

– Добро, Олег, – сказал Николай, – только не задирайся, ладно?

– Межпланетник Олег Кротов.

– Подполковник Сергей Горбунов.

Последние шаги дались Олегу особенно тяжело: земная гравитация не чета лунной. Отвык за полгода.

– Я присяду, а? – спросил он, и, не дожидаясь разрешения, уселся на землю. Теперь Горбунов смотрел на него сверху вниз.

– Это секретный объект, – сказал он, – вам запрещено выходить за пределы оцепления.

– А я и не собираюсь, – ответил Олег, улегшись и подложив руки под голову. – Садись, подполковник, в ногах правды нет.

Растянувшись во весь рост, он скосил единственный глаз на офицера, выражая по мере способностей дружелюбие.

– Хорошо-то как, а! И небо такое голубое, не то что на Луне. Знаешь, там иногда не веришь в то, что Земля существует… Сергей, мы ведь не будем стрелять друг в друга, а?

– Для вашей безопасности будет лучше, если вы покинете район. И не сомневайтесь в том, что я исполню приказ.

– Послушай, Сергей, – проникновенно сказал Олег, – мы знаем, что Боголюбов здесь. И председатель ГКМПС знает, фотографии стратоплана уже у него. А скоро и другие узнают – видел истребитель? Думаю, через полчаса-час здесь объявятся военные. Вокруг них тоже выставишь оцепление? А на орбите у нас – «Академик Королев». Можем свистнуть ему, если что. Короче, Сергей, замять такое дело вряд ли удастся. Я, конечно, не большой знаток партийной жизни, но думаю, пленум заинтересуется тем, что здесь происходит. Слишком много шума.

Кротов, кряхтя, поднялся на ноги.

– А насчет оцепления будь спокоен – мы за него не сунемся. Нам это не нужно.

Он выпрямился.

– Ну все, я пошел.

Олег подумал, не протянуть ли подполковнику руку. «Не стоит, – решил он, – пожалуй, будет перебор».

– Удачи тебе, Сергей, – попрощался Кротов.

Подождав, пока он отойдет, Горбунов рявкнул в рацию:

– Федюкин, дай мне Москву.

– Алексей Дмитриевич, – в голосе секретарши слышалось волнение, – товарищ Зайков у телефона.

– Спасибо, Ирина, – ответил Кузнецов, чувствуя, как спадает напряжение. Все, это победа, осталось только ее оформить. Если Зайков хочет с ним говорить, это означает одно – он не может разрешить проблему сам.

Ответив на сухое приветствие, Кузнецов сразу перешел к делу:

– Сергей Владимирович, мне сообщили о технической неисправности стратоплана, на котором член Политбюро товарищ Боголюбов летел в Москву. Думаю, «Юрий Гагарин» способен вовремя доставить товарища Боголюбова в столицу. Посадочная площадка в Жуковском может принимать планетолеты такого класса…

« …Минувший пленум ЦК КПСС запомнился неожиданной отставкой председателя КГБ Сергея Зайкова и ярким выступлением Владимира Боголюбова, предложившего конкретный план по внедрению достижений науки и техники во все отрасли народного хозяйства. По мнению экспертов, на предстоящем съезде партии состав Политбюро будет серьезно обновлен, и сторонники Боголюбова получат перевес. Запад уже предвкушает поражение «старой гвардии», однако советологи предостерегают: несмотря на стремление освободиться от партийной опеки и всевидящего ока КГБ, молодые советские руководители убеждены в неизбежном торжестве коммунизма едва ли не больше своих противников. Подтверждением такой точки зрения служит развернувшаяся в Академии наук дискуссия о создании на базе СССР Союза Советских Коммунистических Республик. Вполне возможно, в скором времени Запад ожидает новая волна идеологической экспансии с Востока. Смогут ли демократии Старого Света и Америки противостоять ей – вопрос, на который пока нет ответа…»

Приветствую тебя, дружище!

Прости, что отправляю письмо столь экстравагантным манером, в обход аппарата Мирового Совета. Люди любопытны, и часто слишком близко к сердцу принимают идеи покойного Бромберга. Вещам, о которых пойдёт речь, противопоказана огласка. Комов обещал молчать. Учитывая твой интерес к последнему визиту Тойво, тайну он сохранил. А потом… уже не успел.

Глупо и опасно тянуть до последнего. я расскажу всё, кроме вещей личных или не имеющих отношения к предмету.

Почему он выбрал Малую Пешу? Не знаю. Сентиментальность? Возможно. В других обстоятельствах я бы с удовольствием это обсудил. Но не сейчас, значит – никогда.