Максим Далин - Лестница из терновника (трилогия)

– Я решил, – вырвалось у Анну. – Я не могу считать тебя рабом, брат. Я попрошу тебя у Эткуру – в подарок или куплю – и ты… я не буду считать тебя рабом. Ты сможешь уйти, если захочешь. Или – ещё что-нибудь. Короче, ты будешь свободен, брат.

Соня издал странный звук – то ли смешок, то ли сдавленное рыдание.

– Брат… Ты – странный человек, брат. Куда же я денусь… Я уже отравлен этим. Думаешь, можно десять лет пробыть рабом – и остаться человеком? Или – быть бестелесным и остаться… несгоревшим?

Анну смешался.

– Попробуем…

Соня чуть усмехнулся.

– Ты армии в бой водил, Анну – а временами похож на ребёнка… Послушай, Львёнок, а может, ты просто смеёшься надо мной? Чтобы рассказать Эткуру, а? И посмеётесь вместе…

– Послушай, – пробормотал Анну сквозь судороги стыда, – я… не люблю зря мучить людей, брат. Ни бестелесных, ни пленных, ни рабынь. Не люблю. Мне от этого… нехорошо.

Соня поднял с пола корзину.

– Я верю, – сказал он просто и беззлобно. – У тебя по лицу видно. Если ты меня купишь – или если Эткуру подарит меня тебе, брат – я буду тебе служить. Идти мне всё равно некуда… а ты… ты, как говорится, добрый хозяин, брат.

И ушёл в покои, оставив Анну наедине с чувством моральной горечи, какой-то острой, жгучей неправильности и непоправимости. Анну решил, что надо выйти на воздух, чтобы свежий ветер ранней северной весны выдул стыд и раздражение; ему страстно хотелось видеть Ар-Неля и слышать его голос – как хочется приложить холодное стальное лезвие к горящему ушибу.

Анну впервые задумался о том, насколько его изменила Кши-На. Он не мог понять, лучше стал или хуже, сильнее или слабее – но отчётливо осознавал: эта перемена фатальна, как смерть, она – навсегда. Большую часть из того, что казалось естественным, обычным, нормальным – он уже никогда не сможет так принимать.

А самое ужасное: Анну больше никогда не подумает, что Лев Львов непогрешим.

Анну вышел из покоев и направился к Главной аллее.

Утро выдалось очень ясным и холодным; остатки подтаявшего снега, пропитанного дождевой водой, покрылись тонкой корочкой льда, как засахарившийся мёд, и холодное солнце остро сияло в небе, совершенно чистом и ослепительно голубом. Мир источал свежий и острый запах – мокрой земли, стылых растений и ещё чего-то терпкого. В парке Государева Дворца было многолюдно: мимо деревьев без листвы, похожих на клубки сухих прутьев, из которых рабы плетут корзины, и кустарника, голубовато-сизого, пушистого, с длинными острыми иглами вместо листьев, прогуливались, разговаривая между собой, важные особы из Прайда Барса и роскошные женщины. Анну решил, что в такую славную погоду Ар-Нель наверняка вышел осмотреться и поболтать со знакомыми, и отправился его разыскивать.

Разодетые язычники кивали и улыбались; Анну никак не мог привыкнуть к этим знакам внимания, казавшимся не ритуальными, а непринуждённо дружескими – ему, врагу, чужаку, иноверцу. Их никто не принуждает улыбаться, думал Анну, зачем они это делают? Глубокие поклоны или падения ниц были бы понятнее и легче, чем эти улыбки – эффектные жесты было бы гораздо легче объяснить. Кланяться – приказали; а улыбаться – кто прикажет? И – кто такой приказ исполнит? Падать ниц можно и с ненавистью на лице…

– Привет, Уважаемый Господин Посол, – окликнул его белёсый коротышка по прозвищу Маленький Феникс, любимчик Снежного Барса. – Хотите взглянуть, как у нас на севере пробуждаются деревья?

Анну хмыкнул.

– Послушать язычников, так деревья – живые твари, – сказал он без малейшего, впрочем, раздражения: к выкрутасам местного разума, в конце концов, привыкаешь. – Если так, то им тяжело спать стоя!

Компания молодых людей, окружавшая Маленького Феникса, рассмеялась.

– Конечно, живые, – кивнул Феникс. – Они ведь рождаются, растут, приносят плоды, стареют и умирают – разве это не свойства живого существа?

Анну пожал плечами и усмехнулся:

– А что они едят? Вот это – свойство.

– Пьют воду. Вы же знаете – во время засухи они могут погибнуть от жажды.

– У язычника на всё есть ответ…

– Взгляните, Господин Львёнок, – Маленький Феникс легко пригнул упругий прут.

Анну посмотрел. На ветке виднелись почки, зародыши листьев – они распухли, и крохотный зелёный кончик выглядывал из-под клейких тёмных чешуек у каждой. Спеленатый младенец листа, подумал Анну и тут же устыдился собственной мысли.

Всё это северная любовь к мелочам и частностям, бережное внимание к неважным вещам, вроде сверчков и не развернувшихся листьев на мёртвых голых деревьях… любовь и внимание к слабым и ничтожным существам – котятам, птенцам… трофеям, рабыням, младенцам…

А внутри что-то рвётся пополам – так, что в душу отдаёт острой болью – и каждая мелочь усиливает эти рывки. А когда разорвётся – что будет?

От мыслей Анну отвлёк металлический звон скрестившихся клинков и крики. Он резко обернулся на звук – и бросился бежать к Дворцовым Вратам.

Гонец-волк, бросив коня на произвол судьбы, рубился с невозможным тут противником – с шаоя-еретиком, богоотступником с запада. Анну успел лишь поразиться тому, что шаоя оказался здесь и был одет почти как северяне-язычники, только волосы по-прежнему заплетал в кучу дурацких косичек, обмотанных цветными ленточками – но тут же мелькнула мысль, что язычники и еретики одним миром мазаны.

К дерущимся с разных сторон бежали гвардейцы и лянчинские волки.

– Стойте! Остановитесь, Господа! – кричал какой-то северянин в распахнувшемся полушубке, но его никто не слушал.

– Ты тут подохнешь, мразь! – рычал волк, а шаоя, защищаясь обычным подлым способом – меч в правой, нож в левой руке – плевался проклятиями, как загнанная баска:

– Есть ли место в мире, где нет вас, палачи! Сожри свою печень, паук!

– Убей! Убей его! – вопил кто-то из волков в радостной злости.

– А ну остановитесь, псы! – заорал Анну так, что к нему обернулись все. – Мечи в ножны! – и в этот миг он увидел лицо волка. – Хенту! Меч – в ножны!

Услышав своё имя, волк сделал шаг назад. Может, Хенту и был бы убит подонком-шаоя, выполняя приказ своего командира – но тут через низкие подстриженные кусты махнул Ар-Нель и схватил еретика за руку:

– Остановись, Нури-Ндо! Ну всё, остановись, всё…

Хенту с сердцем вкинул меч в ножны и подошёл к Анну.

– Я вызвался везти пакет Льва, командир, – сказал он с печальной укоризной. – Я так хотел видеть тебя, мне пришлось много уговаривать Волка Волков – а ты останавливаешь меня, когда я хочу убить богоотступника, меня оскорбившего…

– Здесь не пески, Хенту, – сказал Анну, невольно отводя глаза. – Здесь чужая земля, чужой закон. Мы с тобой ещё будем убивать шаоя – потом, когда я вернусь домой, и мы отправимся в поход. Но этот – пусть живёт. Его охраняют хозяева этих мест. Миссия…