Максим Далин - Лестница из терновника (трилогия)

– Я вам подойду, Господин Вдрызг-Неизменный, – тут же подсовывается лохматый. – Только взгляните на меня – я буду красивая и честная девица, чтоб мне лопнуть!

– Не лезь, ворюга! – парнишка, смахивающий на девчонку, замахивается на него кулаком.

– Оэ! Я – ворюга, а ты – Дочь Ночи!

– Уважаемый Господин, – молит темноволосый, – ну послушайте, Неба ради!..

– Эй, фуфлыжник! – окликает его лохматый, засовывает в рот большой палец и прикусывает у первого сустава – чудовищно вульгарным жестом. – Твой хозяин тебя послушает… может быть.

– Да отойди ж ты в сторону, урка! – плотный парень отталкивает лохматого плечом, тот мерзко хихикает:

– Сильная девочка, легко родишь!

– Ну вот что, красавцы, – говорю я. – Или вы сейчас замолчите, или я ухожу.

И наступает тишина. Даже рыдавший перестаёт рыдать, встаёт и подходит к решётке, размазывая слёзы по лицу. На меня смотрят напряжённо и вопросительно.

– Значит, так, – говорю я. – Одного из вас я могу отсюда забрать.

– Меня! – тут же говорит лохматый.

– Послушай сперва, дурак, – хмыкает плотный и спрашивает. – Куда, Уважаемый Господин?

– Уважаемый Господин, – тут же выпаливает темноволосый, – я тут случайно, Небом клянусь, я из хорошей Семьи, я сделаю всё…

– Начнём с того, что мне вы не нужны, – говорю я. – И лёгкой жизни не обещаю. От унижения избавлю. Но – и только.

Они снова затыкаются.

– Кто из вас чувствует себя в силах стать подругой лянчинского Принца? – спрашиваю я. – Это – благое дело. Я хочу, чтобы тот, кто решится, стал ему настоящей подругой, партнёром и товарищем. Принц – варвар, он не знает, что такое свободная женщина, он заточен под мир рабства, страха и боли. Если среди вас найдётся смельчак, его дети станут лянчинскими Львятами.

Лохматый снова свистит. Плотный сплёвывает:

– Ага. Клеймо на лоб – и всю жизнь валяться в ногах у вонючего дикаря. Спасибо, я не настолько глуп.

– Ещё бы, солнышко, – язвит лохматый. – В борделе-то лучше!

Темноволосый прячет глаза:

– Уважаемый Господин, мне жаль… но – нет. Может, меня выкупит человек, а не животное с юга.

Лохматый издевательски смеётся:

– У-сю-сю, Уважаемая Госпожа, вы такая наивная! – и перехватывает его ладонь в сантиметре от собственной физиономии.

– Ты? – спрашиваю я у похожего на девчонку.

Он изо всех сил мотает головой:

– Нет-нет-нет! Мне ещё жить не надоело!

Рыдавший под шумок молча ретируется в глубь камеры.

– Значит, нет? – спрашиваю я. Не стоило и пытаться.

– Ну почему? – лохматый смотрит на меня, глаза у него наглые, зеленовато-серые. – А я-то? Вы не слыхали разве, Господин Вассал?

– А ты надеешься смыться, – говорю я. – Разве не так? Только напрасно надеешься. Ты мне не подходишь.

– Не-а, – лохматый улыбается. – Я не сбегу. Этих трусов матушки учили добру, а я свою не помню. Я сам… научился кое-чему. Товарищем, значит? Лянчинцу? А что, между нами много общего: я дикарь и он дикарь, я вор и он вор… может, это Судьба моя. Отпечаток его пятерни не при вас, Уважаемый Господин?

Мне повезло. И что теперь делать с этой Манькой-Облигацией? Похоже, идея с самого начала была глупой и провальной.

– Как звать? – спрашиваю я, всё ещё размышляя, стоит ли с ним связываться.

– Ви-Э, – сообщает лохматый с готовностью. – Имени Семьи нет, потому что Семьи нет, извиняйте. Но будет. Эти пусть себе, как хотят – а я хочу детей.

Кажется, в его тоне что-то чуть меняется на последних словах. И я решаюсь.

– Хорошо, – говорю я. – Значит, ты – наш человек в лянчинской миссии, Ви-Э?

Лохматый кивает.

– Только отмойте сначала, а то принц меня прибьёт от ужаса, – говорит он, и в его тоне уже не звучит холодная злоба. – И – я ваш человек, конечно. Я же родился в Тай-Е…

И я посылаю стражника оформить бумаги на воришку по кличке Ви-Э, плебея без Имени Семьи. По крайней мере, он не без внутреннего стержня…

Впоследствии Анну долго думал, как дошёл до такого безумия.

Видимо, Север и Ар-Нель что-то необратимо изменили в его душе. Сама мысль о настолько нелепом, неприличном и глупом поступке ещё неделю назад не могла бы прийти Анну в голову.

А теперь пришла. И Анну заговорил с Соней.

Разумеется, при всём своём душевном раздрае, Анну не обезумел до такой степени, чтобы сделать это при всех. Он почти подкараулил Соню на выходе из коридора, ведущего из покоев для гостей в служебные помещения: раб возвращался с корзиной, в которой лежали вычищенные блюда, пустой бурдюк и пара ножей. Увидев Львёнка там, где он просто не мог находиться, Соня чуть не выпустил корзину из рук.

– Господин?

– Соня, – сказал Анну, осознавая запредельную степень глупости ситуации, – я подумал… Ты, наверное, отчаянно устаёшь, ты же работаешь один за целую толпу… Я мог бы попросить местных…

– Нет, – поспешно ответил Соня. На миг на его лице отразился настоящий ужас. – Не надо, господин. Я не устаю. Я в порядке.

– Ты что? – удивился Анну.

– Ты хочешь избавиться от меня? – тихо спросил Соня, быстро взглянув на Анну и тут же опустив глаза. – Я тебе отвратителен? Или – так приказал Львёнок Льва?

Анну вдруг стало очень жарко.

– Соня, – сказал он, – ты меня боишься? Или – просто ненавидишь? Я же, кажется, не бил тебя ни разу… и… послушай… я не собираюсь над тобой издеваться.

– Чего ты хочешь, Львёнок? – спросил Соня совсем уж тихо, еле слышно. – Скажи, я сделаю.

– Я всё время думаю, что ты тоже Львёнок, брат, – вырвалось у Анну помимо воли. – И что ты – Львёнок Льва, и что ты – ты ровесник Эткуру, да?

Соня медленно нагнулся, поставил корзину на пол и выпрямился. Его татуированное лицо показалось Анну безмерно усталым.

– Зачем ты это говоришь? – спросил Соня, словно через силу. – Ну зачем? Чего ты добиваешься? Хочешь заставить меня плакать? Орать? Проклясть вас всех? У тебя не получится, я думаю. Я же раб, бестелесный к тому же – у меня нет ни гордости, ни злости…

Анну заставил себя смотреть прямо и проговорил, преодолевая мучительный стыд:

– Мне кажется, с тобой… несправедливо обошлись с тобой, вот что. В чём ты провинился, а, Соня? За что тебя… с тобой… за что, короче?

– Тебе важно? – Соня чуть пожал плечами. – Лев велел Тэкиму позвать меня зачем-то, а тот то ли забыл, то ли нарочно не передал… Я не пришёл, Лев разгневался, послал за мной бестелесных наставников – я спал. Вот и всё. Я – Соня. Я сплю, когда Лев приказывает действовать.

– Ты был ребёнком тогда?

– Да. Думаю, да. До Поры было далеко. Послушай, Львёнок… можно, я больше не буду говорить об этом? Я – не считаюсь братом. Я считаюсь рабом. И это к лучшему, наверное…

– Почему? – спросил Анну, у которого вполне физически, как свежая рана, болела душа.

– Мне больше нечего терять, – сказал Соня спокойно. – А Львята – каждый из них – они могут потерять так много, что даже отрезанная рука со стороны покажется сравнительно малой потерей. И потом… меня больше не предадут – меня уже предали.