Максим Далин - Лестница из терновника (трилогия)

А на севере были бескрайние поля, покрытые снегом, угрюмые чёрные леса, прямые улицы городов – открытые всем ветрам, без крепостных стен – их зимняя чистота и неприступная суровость, чуть смягчаемая весёлыми красными фонариками. На севере были рукотворные вещи, которые тяжело объяснить, вроде чародейских часов на городских башнях: резные стрелки отсчитывают красный час, синий час, лиловый час… И наконец – на севере жили белокурые девственники с невероятными глазами, бесстрашные, спокойные и холодные, как здешнее бледно-голубое небо, вызывающе интересные и совершенно чужие. Анну не видел на их лицах ни страха, ни ненависти, похожей на жажду – только насмешливый и безжалостный холод злой зимы – и ему страстно хотелось стереть это выражение хоть с одного лица. Анну помимо воли думал о войне, а не о миссии; он не мог не думать о том, что в случае войны свело бы его с северными солдатами, разглядывающими его глазами цвета льда на горных озёрах – и в конце концов эти мысли как-то превратились в явь. С некоторых пор Анну смотрел на луну и видел лицо Ар-Неля. Ар-Нель был первым северянином, с кем Анну скрестил клинки – пусть даже в игре, и палки заменили мечи – к тому же Ар-Нель подарил ему картинку с замерзающей басочкой, будто понимал всё.

Спарринги с Ар-Нелем дали Анну ощутить его упругую силу – опасную пружинящую гибкость узкого лезвия – а прохладный покой, в котором, похоже, пребывала душа Ар-Неля, Анну воспринимал как вызов. Желание прикоснуться к Ар-Нелю стало почти наваждением – как взять чужого солдата, после боя, раненого много раз, в песке и крови – когда жизнь, возможно, оборвётся раньше начала метаморфозы, но момент близости похож на откровение. Ощутить, как на смертельном пике ненависть снова переплавляется во что-то мучительно прекрасное, хоть и недолгое…

Анну сидел на подоконнике в дальнем покое, смотрел, как розовеет к холоду закатное предвесеннее небо – и бездумно гладил нарисованную баску. «Впусти меня» – а то я замёрзну. Впусти меня в душу. Останься.

Я очень хочу сразиться с ним всерьёз, думал Анну, чувствуя боль, тоску и вожделение. Это согреет его… хоть на миг. Он отличный боец, но, кажется, считает любой бой со мной шуткой… и я… убью его. И получу. В тот момент, когда убью – сделаю своим. Насовсем, как кровоточащий рубец на душе, как умершего не сдавшимся, как упавшую звезду. Впущу в себя, приму, не унижая метаморфозой… даже если потом буду жить одними воспоминаниями – всё равно…

А если вдруг…

Да и пусть. В конце концов, жизнь – не такое важное кушанье, чтобы держаться за неё всеми когтями. Если Ар-Нель сможет убить меня… да и пусть.

И никто из нас не унизит другого. Он очень умён, этот северянин. Он меня поймёт.

Любовь к ширмам делает жилище в Кши-На очень удобным для шпионов. Вообще-то, я не люблю подслушивать, но иногда только так и можно добыть эксклюзивную информацию, о которой умолчали бы при тебе. И я стою за ширмой, расписанной пионами, в будуаре, и слушаю крайне любопытную болтовню нашей юной королевской четы.

Вообще-то, ждал, когда их августейшие величества соизволят покинуть спальню, где обсуждают текущий политический момент, и пойти, наконец, завтракать. Заслушался – а теперь из-за ширмы не выйти.

– Он упрямый, как необрезанный осёл, – говорит Вэ-Н с досадой. Вэ-Н – «благословлённое имя» нашего Государя, никто, кроме Ра и ближайших друзей, его так не зовёт. «Вэ» – Свет. «Вэ-Н» – с нужной интонацией – «Свет Разума». Матушку Ра, Снежную Королеву, между прочим, зовут И-Вэ, Небесный Свет… ну да это пустяки. – Он нестерпим, – продолжает Вэ-Н. – Он не разговаривает, не умеет да и не хочет. Только настаивает и давит. Брат ему безразличен – иногда мне кажется, что своего Младшенького он бы своими руками задушил – а цель лишь в том, чтобы не дать именно нам его убить или изменить…

– Мне тоже не нравятся переговоры, – отзывается Ра. – Вы сшиблись лбами и замерли, как олени по весне. Я не могу определить, чем это кончится.

– Я собираюсь стоять, упершись рогами, пока у него копыто не соскользнёт, – в голосе Вэ-На слышен злой смешок. – Пока он не пойдёт хоть на какие-то уступки, его несчастного братца ему не видать. Братца будут везти из приграничной крепости хоть до будущей осени! А без братца этому гаду не уехать, Лев не велел… лишь бы бедняжка не издох, пока его Старший торгуется!

– А на самом деле ты его сюда не требовал? – спрашивает Ра. – Вэ-Н, помоги мне пристегнуть ножны… я хотела сказать, он всё ещё на границе?

– На самом деле он давно в Башне Справедливости, – фыркает Вэ-Н. – Его привезли ещё в начале зимы, по приказу Отца, но здесь и мне кажется надёжнее. Я сам за всем этим присматриваю. Он очень смирный, этот Младшенький. И кашляет. И просил меня о милости.

– Домой хочет? – в голосе Ра я слышу сочувствие.

– Умереть хочет, – режет Вэ-Н холодно. – Очень. Просил дать взглянуть на отобранный меч – и убить. Кашляя во время разговора. Поэтому и боюсь, что подохнет.

– Тебе его не жаль?

– Я его сюда не звал… прости, Ра. Я не могу позволить себе думать, что он наш ровесник, что он болен и что у него здесь никого нет. И не хочу. Раз уж пошла такая торговля, я его продам, и всё. Дорого. Если мне не удастся получить за него землю, я куплю покой на границах.

Ра вздыхает.

– Я понимаю. Но, быть может, мы сейчас можем… что-то сделать, чтобы ему стало чуть легче?

– Я сделал, – отвечает Вэ-Н. – Послал к нему врача. Всё.

Ра молчит.

– Думаешь, это не по-человечески? – спрашивает Вэ-Н. – Жестоко, да? Но что я могу сделать ещё? Он – не человек, а отвлечённый принцип, предлог для переговоров, пример, чтоб кое-кому было неповадно…

Ра молчит. Вэ-Н говорит грустно:

– Мне жаль, что это не может сделать кто-нибудь другой. Что я вынужден думать об этом сам, – и, изменив тон, явно переводя разговор на более весёлую тему, продолжает. – Ра, помнишь, когда ты утвердила Ника Всегда-Господином, он пробормотал что-то? Ар-Нель утверждает, что он сказал: «Я отроду Всегда-Господин»!

Ра хмыкает. Дверь в будуар с тихим шипением отъезжает в сторону. Я слышу их шаги и голоса уже совсем рядом.

– А знаешь, что об этом сочинила твоя Да-Э? – говорит Вэ-Н. – Маленький Феникс мне передал. В горах, мол, живёт племя таких людей… Всегда-Господ от природы, которые никогда не меняются. Не могут, потому что. Если обрезать – они умирают. Половинки людей, ха!

Ра хихикает.

– А дети к ним с неба падают? – спрашивает она ехидно. – Госпожа Ит-Ор иногда что-нибудь говорит… стыдишься, что у тебя есть уши. Наверняка она рассказала, как в этом племени рожают мужчины, – и фыркает. – А, это просто ужас, послушай! Как ни представь, всё выходит ужасно! И непристойно!