Михаил Харитонов - Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Том I. Путь Базилио

Крынка полетела в грязь, белая жидкость плеснула на ноги Пьеро. Тот пал на колени, и, схватив крынку обеими руками, принялся жадно пить из неё.

- Тупой ты хуила, нарик ебаный... - ругался Арлекин, прыгая вокруг Пьеро на одной ножке.

- Малафеечка... лошадкина конча... вкусняшка... - стенал Пьеро, судорожно глотая сливки и проливая половину. - Хочу стать странником, - он опрокинул крынку и принялся возить руками, размазывая сливки по земле. - Уйду в леса, на поиски смысла кончи...

Коняка тем временем подъел все крекеры и схрумкал остатки вместе с пакетом.

- Да блядь же мне пиздец! - простонал несчастный Арлекин, до которого только что дошло, что разгневанный Карабас, не дождавшись еды, сделает из него самого повидло.

Тут у него в голове загромыхал утробный хохот - Карабас, похоже, видел всю сценку чьими-то глазами и веселился.

- Дуй обратно, - отсмеявшись, распорядился бар Раббас. - Крекеров не надо, я передумал. Хлеба белого возьми, сегодняшней выпечки. Если будет хала - отлично, бери две. Сливок тоже не надо. Мяса килограммов пять, только не трефного. И водки две бутылки захвати. Нет, четыре. Пошёл!

Усталый и грязный педрилка поплёлся обратно, недоумевая, с чего это вдруг Карабасу захотелось мясца. Злость он сорвал на Пьеро, угостив его на прощание основательнейшим пинком в почку. Пьеро взвыл так страшно, что першерон отпрянул и треснулся крупом о забор.

По дороге Арлекин - уже не такой весёлый, как в прошлый раз - встретил Напси. Тот шествовал в направлении, известном не ему одному: он был с дамой. То есть с длинной таксой, кою он сладострастно обнюхивал за ушком правым глазным рыльцем. На спине у гульливого пёсика сидел маленький бэтмен-поводырь. Денежный мешочек в зубах солидно позвякивал. В общем, Напсибыпытретень никоим образом не производил впечатление несчастного инвалида. Арлекина он не заметил - ну или сделал вид, что не заметил. Педрилка-то знал, что Напси, когда надо, чует своими рыльцами не хуже, чем другие очезрят.

Вообще, - подумал Арлекин, провожая парочку неласковым взглядом, - ушастый собак как-то очень уж быстро прижился и втёрся в доверие. В том числе к шефу. Тот, конечно, прозревал пёсика насквозь. Но, похоже, его всё устраивало. Так что Карабас позволял ему проводить с ним вечера и даже спать под своей кроватью. Зато Напси носил Карабсу в зубах тапочки, вылизывал руки после еды и играл ему на цитре. Сей талант вкачала ему в мозг мать-калуша, вместе с ещё несколькими странными - и, чесгря, совершенно бесполезными - умениями. Например, Напси неоднократно похвалялся, что умеет настраивать ульмотрон, совершать намаз и мучмарить фонку. Что это всё такое и зачем оно нужно, пёсик не знал. Бар Раббас, судя по всему, был об этих вещах осведомлён лучше: он как-то заметил, что на войне хороший ульмотронщик стоил взвода долбоботов. Над намазом Карабас просто посмеялся. А вот по поводу фонки - встревожился, стал расспрашивать пёсика про какое-то "учкарное сопление" и ещё что-то, совсем непонятное. Удовлетворительных ответов не получил - но с этого момента стал относиться к Напси с некоторым дополнительным уважением.

За всеми этими размышлениями ноги сами привели Арлекина в лавку Бон Бон. Та удивилась, но Арле объяснил своё появление начальскими капризами. Добрая поняша предложила дикую осетрину и поросячье филе. Педрилка закупился тем и другим, взял ещё и водки - и, довольный, отправился в гостиницу, рассчитывая на заслуженную похвалу и последующую свободу.

На сей раз он обнаружил Пьеро в номере шефа. Странным образом он производил впечатление вменяемого. Он что-то негромко втолковывал Карабасу, а тот его вниманиельно слушал. И, судя по выражению лица, не только слушал, но и весьма внимательно просматривал собеседнику голову.

- Даже если так, мы ничего сделать не можем, - заключил Карабас, когда Арлекин вошёл с пакетами. - Давай разбирай, сейчас я повариху позову, - сказал он Арле. - Только мясо сначала вытащи, я его кашеровать буду... Так, а это что? - он встревоженно принюхался.

- Свинина парная, - брякнул Арлекин. - И осетры.

Через пару минут он сидел на полу с куском сырого мяса во рту. Не подчиняющиеся ему челюсти медленно пережёывали сырятину. Правая рука время от времени поднималась и давала своему владельцу по роже. Левая упорно лезла ему же в задницу.

- Шлимазл, - цедил сквозь зубы Карабас, пытаясь сократить мышцы левой руки жертвы ещё сильнее, - скобейда дефолтная, недоносок ебанический. Я сколько раз тебе говорил - никогда не бери свинину! Никогда! Сколько можно напоминать, что я еврей! Свинина - трефа, ло кошер, символ антисемитизма! Ты зачем её мне принёс, гусь лапчатый? Да ты ещё и перепончатый! - правая рука нанесла последний удар и бессильно повисла.

- Но шеф! - Арлекину было больно, обидно, и особенно обидно было то, что всё это происходило на глазах у Пьеро. - Осетрина же ещё есть?

- Знают все, что осетрина - это рыбная свинина! Гоям нравится она, а для нас запрещена! - выдал Карабас.

Арлекин только рот разинул: доселе он не замечал за своим шефом склонности к стихосложению. Видимо, общение с Пьериком дурно влияло на рассудок.

- Ладно, чего уж теперь-то, - сказал Карабас несколько более миролюбиво, - Руку из жопы вынь. Пойди в лавку и купи нормальной телятины. Козлятины можешь взять. Но не свинину и не конину! И вообще: принесёшь опять какой-нибудь не той херни - ноги в рот засуну.

Арлекин, униженный и раздосадованный, снова поплёлся в город. У Бон-Бон он решил больше не появляться, а сделал крюк и добрался до местного универмага. И уже на кассе обнаружил, что где-то посеял мешочек с деньгами - судя по всему, ещё в гостиничном дворе.

Проклиная всё на свете, он поплёлся обратно и потом минут двадцать ковырялся в грязи, надеясь найти золото. Он уже собрался идти к гостиничному эмпату, но тут его голову посетил Карабас и глумливо проинформировал, что мешочек, оказывается, уже нашёл Пьеро. Арлекин подумал о шефе очень скверно. Карабас это услышал и за невосторженный образ мыслей немедленнно покарал - послав Арле такую судорогу внутренностей и кишечника, что бедолага чуть было не издох в корчах.

После этого бар Раббас сменил гнев на милость. А именно - сообщил измученному педрилке, что в четвёртый раз ходить за продуктами ему всё-таки не придётся: раввин уже озадачил этим Напси. Так что Арле может забирать деньги и отправляться на все четыре стороны. Главное - чтобы его было не видно и не слышно.

Но Арлекину уже ничего не хотелось. Настроение упало ниже плинтуса. Жопная дырка, измученная и надорванная, нуждалась в покое. Аппетит тоже куда-то пропал. Поэтому он отправился к себе в номер, собираясь выспаться.

Около номера он застал какую-то непристойную суету. Юная поняша в полосатых гольфиках притёрлась к двери крупом и бесстыдно нанизывалась на дверную ручку. Рядом две почтенные на вид старушки-поньки неистово лобызали друг другу срамные уста. Ещё одна поняша, розовая и хрупкая, прижавшись к стене, кончала без посторонней помощи. Тут и у самого Арле зачесалось в промежности.