Михаил Харитонов - Путь Базилио

Вот и сейчас, когда Алиса занималась кроликом, под ногами у неё крутился домовёнок Кузя: мелкое, шпанистое существо, поставленное крысой следить за попытками лисы потрогать себя внизу или сжать бёдра. Кузя — бесполый, как все домовые, но формально считавшийся мальчиком — занимался этим унизительным шпионством с каким-то азартом, начиная верещать, как только ему казалось, что лиса делает что-то запретное. Если она ничего такого не делала, он начинал её изводить по собственной инициативе — пытался ущипнуть, дёрнуть за хвост или просто громко крикнуть или свистнуть, когда лиса занималась чем-то, требующим внимания. При этом он регулярно лез помогать — то есть мешать. Однажды лиса попросила его донести пробирки с препаратами до стойки. Кузя повалил стойку и разбил пробирки.

Крыса, как обычно, села в уголке и взялась за пяльца: в свободное время Шушара вышивала крестиком. Алиса видела вышивку — там был подсолнух и васильки с переливающимися лепестками из синих ниток разных оттенков.

— Муси-муси пуси-пуси, миленький мой, — напевала крыса, присвистывая сквозь зубы, — я горю, я вся во вкусе рядом с тобой…

Алиса прижала уши: в крысином исполнении даже святое караоке казалось каким-то гнусным.

Кузя тем временем подобрался к Алисе сзади и попытался подёргать за ногу. Лиса отшвырнула гадёнка, но на него это не произвело ни малейшего впечатления — перекувырнувшись через голову, он тут же вскочил на кривые ножки, скорчил рожу, высунул тоненький грязный язычок и заблекотал — «бл-бл-бл-бл-бл-бл-бл».

Лиса сжала зубы. Ей очень хотелось укусить мелкую тварюшку, но это было бы мелко. Ещё больше ей хотелось укусить крысу. К сожалению, она понимала, что в таком случае серая тварь её убьёт, и это будет очень плохая смерть. Однако и Шушара, похоже, побаивалась, что лиса не выдержит, поэтому не мучила её сверх положенного.

— Я как бабочка порхаю над всем, — Шушара вытянула вверх длинную багровую нитку: она уже закончила с васильками и теперь вышивала маковый цвет. — И всё без проблем… — она перекусила нитку резцами, — я просто тебя съем… Я ночью тебя съем…

Лиса подумала, что Шушара и сегодня ночью снова придёт к её постели занюхнуть по-тайному, и содрогнулась.

Алиса набирала код разгерметизации автоклава, когда решётка вентиляционного люка со скрежетом отвалилась, и прямо под ноги ей упал свернувшийся в комок бэтмен, весь в пыли и паутине.

— Буру-буру-брррры! — заверещал Кузя. Лиса ошиблась в цифре и автоклав заблокировало.

Крыса выскочила из своего угла, пяльцы шмякнулись об пол.

— От шефа, — сообщил бэтмен, расправляя крылья. — Пора.

Алиса недоумённо покосилась на крылатого гонца, но крыса, видимо, поняла.

— Рано, — сказала Шушара. — Не прошла неделя.

— Сегодня собирался Научный Совет, доктора не будет до утра, он чинит секвенсор, вся ночь ваша, — бэтмен повторил вкатанные ему в голову слова. — Отведи её.

— Хорошо, — крыса осклабилась, показав блестящие резцы. — Как войдём?

— Мы решётку пропилили, — сообщил бэтмен.

Лиса, наконец, поняла, о чём речь, и чуть не выронила колбу с раствором. Крыса это заметила и снова заухмылялась.

— Пора, девочка, пора, — сказала она. — Или строить из себя будем?

Алиса, не думая, мотнула головой.

Лиса не сопротивлялась, когда ей завязали глаза и повели по окольным проходам со множеством поворотов, пандусов и ступенек. Потом они поднималась на лифте, снова шли по коридорам, и снова лифт, а потом — дыхание свежего ветра и понимание того, что она находится на улице. Впрочем, недолго: крыса тут же дёрнула её за поводок и потащила за собой, куда-то вниз. Пришлось вслепую спускаться по узким ступенькам, таким холодным, что у Алисы сводило подушечки на задних лапах. Потом в нос шибанула — как кулаком с размаха — тяжёлая вонь фекалий, и лиса поняла, что оказалась в канализации.

Крыса шла спереди, держа лису за поводок, и время от времени подёргивая за него. Лиса осторожно ступала босыми лапами по бетонному полу, боясь свалиться в грязную жижу, которая, судя по удушающему смраду, текла где-то совсем рядом. Потом левая лапа наступила во что-то липкое, и лису чуть не скрутило от омерзения.

Слепая, беспомощная, она шла, понимая, куда её ведут и зачем. Но ей было уже всё равно — лишь бы всё произошло поскорее.

Лиса шла, прошаркивая лапой, пытаясь стереть с подушечки липкую гадость. Она так сосредоточилась на этом, что пропустила момент, когда крыса резко остановилась. Лиса продолжала идти и наткнулась на Шушару.

— Мы прыгнем, — сказала крыса. — Сперва я, потом ты. Упадёшь — утонешь, — крыса не стала пояснять, в чём именно, это было понятно и без того.

— Развяжите мне глаза, — попросила лиса. Крыса не ответила — только сунула поводок Алисе в лапу. Раздался тихий шорох, потом характерное плюхтанье чего-то широкого, плоского, лежащего в воде. Вонь ударила в нос с такой силой, что лису чуть не стошнило.

— Прыгай! — голос крысы будто хлестнул лису тряпкой по морде. Та попыталась сообразить, откуда раздался плеск — получалось, что это близко, метр с небольшим. Упасть в жижу очень не хотелось, бежать тоже было некуда. Она тихо заскулила, сжалась, инстинктивно распушила хвост и неловко скакнула вниз. Под ногами качнулись скользкие доски — и крысиная лапа тут же схватила её за шкирку.

— Стой, не шевелись, перекосишь, — распорядилась Шушара, снова берясь за поводок. — Сейчас поплывём.

Заскрипел шест, с усилием втыкающийся в дно, устланное мерзкой жижей. Алиса сгорбилась, стараясь не дышать — так тут воняло.

— Мой маленький плот, — противным голоском напевала крыса заветное песнопение, — свитый из песен и слов… — шест заскрежетал, зацепившись за что-то, — всем… моим… бедам назло, — что-то скрипнуло, треснуло, — вовсе… не так уж… — лисе показалось, что они крутятся на месте, потом шест царапнул о стену, — хлюп! — откуда-то сверху сорвался камень, полетели брызги, на Алису попало несколько капель.

Потом они вплыли в какой-то проход. Крыса дёрнула поводок вниз, лиса пригнулась, ощущая кончиками ушей холод сырых камней в нескольких сантиметрах над головой.

— Зачем так? — наконец, спросила она. — Нельзя добраться нормальным путём?

— Эмпаты, — коротко сказала крыса.

Лиса поняла. Даже хорошие эмпаты не смогли бы взять след с воды, а уж с такой — тем более. Все выделения организма обладали настолько сильной аурой, что она забивала всё остальное. Особенно это касалось фекалий, в которых сохранялись следы ауры переваренной пищи, что запутывало даже самых крутых специалистов. Как говорили сами эмпаты, разобраться можно во всём, кроме сортов дерьма.

— Канализация римских времён, — зачем-то сказала крыса. — Ещё до Хомокоста.