Питер Уоттс - Ложная слепота (сборник)

Я отключил архивную запись и вернулся в реальное время.

– А если они питаются… не знаю, радиацией, к примеру? Или магнитным полем. Вольер может генерировать магнитные поля?

– Уже пробовали, – она перевела дыхание, расправила плечи. – Но, думаю, нужно время. У Каннингема была всего пара дней, я сама только вчера вылезла из склепа. Будем пытаться.

– Как насчет негативного подкрепления? – вслух подумал я.

Она сморгнула.

– Ты хочешь сказать – пытки.

– Необязательно так грубо. И если они все равно лишены разума…

Сьюзен сгинула в мгновение ока.

– Китон, неужели ты только что высказал предложение? Плюнул на свое хваленое невмешательство?

– Привет, Саша. Нет, ни в коем случае. Просто… составляю список опробованных мер.

– Хорошо, – ее голос звучал едко. – Не хотелось бы думать, что ты теряешь хватку. У нас сейчас по графику простой, так что можешь пойти поболтать с Каннингемом. Валяй! И не забудь высказать ему свою теорию про инопланетян, питающихся радиацией: Роберту полезно хоть иногда смеяться.

Каннингем стоял на своем посту в биомедотсеке, в двух шагах от свободного кресла. Неизменный окурок болтался в левой руке, сгорев дотла. Правая рука играла сама с собой: пальцы – от мизинца к указательному, от указательного к мизинцу – по очереди постукивали по подушечке большого. Окна перед ним кишели данными, но биолог их не видел.

Я подошел сзади и стал наблюдать за его гранями в движении. Слышал, как рождаются в горле текучие слоги:

– Исборэйх вэ-иштабах вэ-испоар вэ-исроймам… [61]

Не обычная его литания и даже не на привычном языке. «Иврит», – подсказал мне КонСенсус. Звучало почти как молитва.

Каннингем, наверное, услышал меня. Его графы окостенели и упростились, став почти нечитаемыми. В последние дни раскодировка экипажа все больше усложнялась, но даже на фоне всех топологических катаракт биолога – как обычно – читать было сложнее, чем прочих.

– Китон, – бросил он, не оборачиваясь.

– Ты же не еврей, – заметил я.

– Оно было.

Я не сразу понял, что речь о Шпинделе.

Каннингем путался в гендерных местоимениях.

Но Исаак был атеистом, как и все мы. По крайней мере при отлете.

– Не знал, что вы знали друг друга, – проговорил я.

Такого старались не допускать. Каннингем, не глядя на меня, опустился в кресло.

Перед нашими глазами раскрылось новое окошко с пометкой «электрофорез».

Я попытался снова:

– Извини. Я не хотел вме…

– Чем могу помочь, Сири?

– Я надеялся, ты сможешь в темпе просветить меня относительно результатов.

В потоке данных прокручивалась периодическая таблица инопланетных элементов. Каннингем убрал ее в лог и приступил к следующему образцу.

– У меня все зафиксировано, смотри в КонСенсусе.

Я попробовал нажать на его эго:

– Но мне бы очень помогло твое резюме. То, что кажется важным именно тебе, может оказаться не менее значительным, чем сами данные.

Несколько секунд он рассматривал меня. Пробормотал что-то, многословное и неуместное, а спустя минуту выдал более осмысленную тираду:

– Важно то, чего не хватает. У меня на руках живые образцы, но я не могу отыскать у них гены. Синтез белков почти прионный [62]– реконформационный путь вместо обычной транскрипции. Однако я не могу разобраться, как укладываются в стену уже готовые «кирпичи».

– На энергетическом фронте есть подвижки? – спросил я.

– Энергетическом?

– Аэробный метаболизм на анаэробном бюджете, помнишь? Ты сказал, что в них слишком много АТФ.

– Эту загадку я решил. – Он пыхнул дымом; в окошке ближе к корме комочек инопланетной ткани растекался и раскладывался на химические слои. – Они – спринтеры.

Как хочешь, так и понимай. Я не справился.

– В каком смысле?

Каннингем вздохнул.

– Метаболизм – это компромисс. Чем быстрее ты синтезируешь АТФ, тем дороже обходится каждая молекула. Оказывается, шифровики производят его намного эффективнее, чем мы. Только происходит у них это исключительно медленно, что не должно мешать существам, чья жизнь проходит, по большей части, в спячке. «Роршах» – или то, из чего он вырос, – дрейфовал тысячелетиями, прежде чем его вынесло сюда. Времени достаточно, чтобы наработать энергетический резерв для спазмов активности. А когда фундамент заложен, гликолиз протекает с взрывной скоростью. Двухтысячекратная выгода и никакой потребности в кислороде.

– Шифровики живут в спринте. До самой смерти.

– Возможно, они рождаются с запасом АТФ и расходуют его на протяжении всей жизни.

– И сколько они так могут протянуть?

– Хороший вопрос, – признал он. – Живи быстро, умри молодым. Если они экономят энергию и большую часть времени отсыпаются, кто знает?

– Хм.

Развернувшегося шифровика снесло воздушным потоком к стене. Существо оттолкнулось от нее одним протянутым щупальцем; остальные продолжали гипнотически развеваться.

Я вспомнил другие щупальца, не столь нежные.

– Мы с Амандой загнали одного в толпу. Его…

Каннингем вернулся к пробам.

– Я видел запись.

– Они его растерзали.

– Угу.

– Есть догадки, почему?

Он пожал плечами.

– Бейтс полагает, что у них там внизу идет что-то вроде гражданской войны.

– А ты как думаешь?

– Не знаю. Может, и так, а может, шифровики занимаются ритуальным каннибализмом или… Китон, они инопланетяне. Чего ты от меня хочешь?

– Но на самом деле они же не инопланетяне. По крайней мере не разумные. Война подразумевает разум.

– Муравьи воюют постоянно. Это ничего не доказывает, кроме того, что они живые.

– А шифровики, вообще, живые? – спросил я.

– Что за странный вопрос?

– Ты считаешь, что «Роршах» выращивает их, словно на конвейере, и не можешь у них найти гены. Может, это просто биомеханические роботы.

– Это и есть жизнь, Китон. Ты сам такой, – новая доза никотина, новый шквал чисел, новая проба. – Жизнь – это не «или/или». Это вопрос степени.

– Я спрашиваю о другом: они естественного происхождения? Не могут быть искусственно созданы?

– А термитник – искусственный? Бобровая плотина? Звездолет? Конечно! Они построены естественно возникшими организмами, действовавшими в соответствии со своей природой? Разумеется, да! Скажи мне, как хоть что-нибудь в огромной мультивселенной может быть искусственным?

Я попытался сдержать раздражение:

– Ты понимаешь, что я хочу сказать.

– Бессмысленный допрос: вытряси XX век из ушей.

Я сдался. Пару секунд спустя Каннингем уловил, что я молчу. Его сознание покинуло механические придатки и выглянуло из плотских глаз, будто в поисках загадочно умолкнувшего комара.

– Что ты до меня докопался? – спросил я.

Дурацкий вопрос, и очевидный. Недостойно синтета вести себя настолько… прямолинейно.