Игорь Вереснев - Нф-100: Хозяйки тумана

- Я не...

- Молчать! Я увезу тебя силой, поняла? Если потребуется, в бессознательном состоянии, поняла?

Ирина сжала губы, уставилась на мать, с шумом раздувая ноздри. С минуты длился их безмолвный поединок. И дочь отступила.

- Ладно, я подчиняюсь насилию. Но знай - теперь ты мне вообще не мать.

Площадка, на которую они спустились, вряд ли могла называться посадочной, а Моник явно не числилась в ассах пилотирования. Но Пол не ошибся, природная аккуратность компенсировала недостаток опыта, посадить машину она сумела. А там уж Мюррей сменил её за штурвалом. И когда разноцветные купола на склоне ушли назад, стремительно уменьшаясь, провозгласил, обернувшись к сидящим в салоне друзьям:

- Вот и всё, девушки и юноши, с этим миром покончено, начинаем строить новый!

Ната улыбнулась. Глупый и, наверное, беспричинный страх прошёл. Моник вновь рядом, и теперь уж она её не отпустит. Никогда! Она покрепче сжала ладонь любимой. И вдруг спросила:

- А что мы будем делать с именами?

- С именами? - не поняла Бигли. - С чьими именами?

- С нашими, там, в новом мире? Мы ведь станем совсем иными, настоящими людьми. Тащить туда мужские и женские имена глупо. Нужны другие, особенные.

- Ты уже придумала?

- Да, для себя. Мы будем Найгиль и Моджаль. А вы?

Ивон развела руками:

- Не знаю даже...

- Я придумала для всех, - пришла на помощь Сорокина. - Мы с Люком - Люсор и Лютайр, чтобы созвучие сохранилось. Ивон и Пол - Ивибиль и Поллейн, Габриэль Чапель - Риэльч, Клер Холанд - Клеоль. Годится?

- Мне всё равно, хоть горшком называйте, - хмыкнул Мюррей. - Лишь бы в печь не ставили.

- Когда ты успела придумать? - удивилась Ната.

- Только что. Мой мозг натренирован быстро и эффективно решать задачи. А это очень простая задача.

- Мне собачьей клички не придумывай, - прошептала сидевшая рядом с матерью Ирина. - Откликаться не буду.

Научно-исследовательский комплекс успел устареть за четверть века. Зато в распоряжение группы Гилл он был предоставлен целиком: весь энергоресурс нуль-реактора, весь потенциал нейросети. И со сборкой транслятора особых трудностей не возникло - Мюррей не церемонясь выдирал необходимые компоненты из здешнего оборудования. Альментьев, видимо, получивший соответствующие инструкции, помалкивал, только головой качал неодобрительно. Аппарат выходил более громоздким и неказистым, чем первый вариант, но функционально ему ни в чём не уступал.

Работали без выходных. Сорокина и Гилл - почти и без перерывов. Спали по три-четыре часа в сутки, остальное время не вылезали из комнаты, превращённой в кабинет моделирования. Восстанавливали, а затем доводили матрицу. Мюррей, Бигли, Джабира и Уайтакер возились с транслятором, им было легче - физическая работа утомляла быстрее, но и на отдых времени было больше. Альментьев сначала держался в стороне, но уже через день, отправляясь на поиски конус-отражателя, Пол властно поманил его пальцем. "Эй, парень, ну-ка, пошли, поможешь. Хватит девушкам надрываться".

Больше всего свободного времени оставалось у Клер. На завершающем этапе эзотерик оказалась невостребованной. Работать с вирт-моделью она не умела, с сенсор-индикаторами, компоновочными спицами, гелиевыми тубами - и подавно. Единственное, что оставалось, - взять на себя роль хозяйки их нового дома. Она готовила завтраки, обеды и ужины из привезённых Альментьевым полуфабрикатов, следила, чтобы всё это было вовремя съедено, Людмилу и Нату кормила чуть ли не из ложечки. Габриеля - из ложечки, без "чуть". С ним творилось что-то нехорошее. Программер всё меньше и меньше реагировал на внешние раздражители. Шёл, когда его вели за руку, жевал и глотал, если пищу клали в рот, а в остальное время лежал, свернувшись калачиком, или сидел неподвижно. Функциональных нарушений мозга Ивон выявить не смогла, с нейросетью Габи работал по-прежнему эффективно, но вывести его из странного оцепенения не получалось. Чапель явно нуждался в госпитализации. Но это означало оставить лабораторию без программера. Они не могли себе этого позволить.

Транслятор был собран к середине осени. Матрица ментополя тоже была готова. Просто Ната никак не решалась перейти к испытаниям. Она сутками сидела со шлемом визуализатора на голове, выуживала малейшие ошибки. Звала Сорокину, наконец-то получившую возможность отдохнуть и выспаться, требовала объяснений. В девяти случаях из десяти соглашалась, что ошибки нет. И продолжала искать. Теперь, когда все препятствия остались позади, и эксперименту ничего не мешало, ей вдруг стало страшно. В её руках оказалась судьба человечества, от её решения зависело, каким будет завтрашний день этой планеты, а может быть и всей заселённой части Галактики. Не потерять уверенность в собственной правоте оказалось труднее, чем победить.

Однажды она задремала прямо в кресле, не снимая визуализатор. А проснулась, разбуженная внезапным зуммером комма. Ответила, не успев сообразить, кто вызывает:

- Слушаю!

- Найгиль, ты слишком увлеклась работой. Ты теряешь Моджаль. Сейчас, сию минуту теряешь.

- Что? Я не понимаю! - мозг ещё не начал работать в полную силу, и Ната никак не могла узнать голос.

- Включи камеру внутреннего обзора номер сто семьдесят три.

- Что включить?

- Жёлтая панель у тебя под правой рукой. Активируй её и набери - сто семьдесят три.

Ната послушно пробежала пальцами по жёлтым сенсорам. Опомнившись, спросила:

- Послушай, я не узнала, ты кто?

Однако связь уже оборвалась. И номер вызывавшего комма не определялся. На секунду Гилл удивилась такому обстоятельству. И тотчас забыла о нём.

Визуализатор обеспечивал полный эффект присутствия. Ната попала в какое-то из помещений исследовательского комплекса. Она не успела рассмотреть его как следует, глаза сразу выхватили основное. Кроме неё здесь были ещё двое. Характерные звуки, движения. Невольно она подалась вперёд, и точка присутствия послушно устремилась к лежащим на полу людям. Ната оказалась на расстоянии вытянутой руки от смуглой женской спины.

Моник ритмично двигалась на ком-то. Движение становились всё быстрее, дыхание - отрывистее, громче. Вскрик - такой знакомый, родной - и тело Джабиры выгнулось дугой, забилось в неистовых конвульсиях.

Сколько это продолжалось? Нате показалось - бесконечно. Но вот движения замедлились, обессилевшее тело замерло, опустилось, влекомое чьими-то руками. Моник осторожно сдвинулась на бок. С ней был мужчина, соглядатай, приставленный Сорокиным. Он лежал на спине, закрыв глаза, дышал глубоко, медленно. А Моник потёрлась щекой о его плечо, поцеловала: "Мне никогда не было так хорошо, милый".

Ната отпрянула. Сорвала с головы шлем, швырнула в сторону. Нет! Никогда она не уступит любимую какому-то молокососу, всё достоинство которого заключено в обрубке плоти, болтающемуся между ногами!