Борис Георгиев - Нф-100: Инварианты Яна

Уходя, Володя отметил: бусы не лежат больше на тумбочке, и на полу нет ни одной янтарной капельки. Некто их собрал, все до одной. 'Думаю, понятно кто. Решила убрать доказательство? Или тут что-то ещё? Ладно, что улики нет - ерунда, мне даже на руку'.

Возвращение инспектора было замечено.

- Вами тут интересуются, - сказала ему Берсеньева, отвлёкшись от переписки.

- Да? Кто же?

- Одна сердобольная женщина, - глаза у Светланы Васильевны стали как щёлки.

Володя непроизвольно посмотрел на Инну, которая шепталась в дальнем углу со своим шефом.

- Не там ищете участие, - сказала ему Света. - Инночка на редкость бессердечна.

- Что вы такое говорите? - возмутилась индианка. Значит, слушала всё-таки.

- Говорю, что инспектором интересуется другая особа. Она только что спрашивала, не собираемся ли мы заморить гостя голодом.

- А, это Катька, - Инна вильнула хвостом своего фантастического головного убора и вернулась к прерванной беседе. Услышать, о чём они с Андреем Николаевичем шепчутся, не представлялось возможным, да и неудобно подслушивать.

- Катерину отлучили от библиотеки, она поэтому взялась за готовку, - пояснила Света. - Остальных накормила, ждёт нас. Про вас, Володя, спрашивала. Могу поспорить, оставила двойную порцию.

'Катерина, - припомнил инспектор, - это, должно быть, та энергичная особа, которая требовала разогнать собрание, чтобы не слушать гнусь. Отлучили от библиотеки - взялась за готовку. Готовить на полсотни человек - это не курица чихнула. Может, ей помогает кто. И всё равно - сильна Катя. Джинсовый костюм, очки, светлые волосы, короткая стрижка и категоричность в суждениях. Двойную порцию? Хм-м'.

- Я бы тоже не отказалась от двойной, - снова подала голос индианка.

- В вас, Инночка, я и не сомневалась. Ну что же? Пойдёмте в Галилео? Нет, погодите, сначала надо заговорить 'Аристо', чтобы до восьми утра никому открывал.

- А где Митя? - спросил Сухарев, начальственно озирая комнату.

Инспектор вернулся к прозрачной стене. Синявский всё ещё был в Пещере Духов - поправлял Горину одеяло.

'Это у них ритуал такой вечерний? Все, кроме Сухарева, возились с одеялом. Кстати, он тоже мог, пока оставался один на один с телом. Он и бусы мог собрать. Надо позвать Митю Станиславовича. Действительно, есть хочется, сил нет'.

Володя стукнул в перегородку, потом сообразил, что зря старается. Силикофлекс же, а не обычное броневое стекло. Однако доктор, хоть слышать стук не мог, оставил Яна и живо выбрался наружу.

Свет в Пещере Духов погас, пять человек переглянулись и по очереди проговорили: 'До восьми часов утра вход в лабораторию волновой психофизики запрещён для всех без исключения'.

После Берсеньева проверила, - попробовала сдвинуть переборку - и убедилась: заклинание подействовало.

***

Екатерина Романовна Василевская оказалась удобной собеседницей, и не потому, что умела слушать. Оценить этот её талант не получилось, поскольку его проявлению мешало другое замечательное качество - способность говорить, не обращая внимания на отклик аудитории, даже если таковая состоит из одного занятого едой полусонного слушателя.

Володя поглощал гигантскую порцию молча, без вкуса, если бы спросили, что ест, затруднился бы ответить. Кате кивал, улыбался, но смотрел сквозь.

- И ничего такого не подумала, представь! - Катерина с молчаливого согласия инспектора прочно перешла с ним на 'ты' ко второй минуте беседы. - Гуляла я, думала как раз о трансформации эрративов, когда увидела сторожевой катер. Как-то он под язык подвернулся, понимаешь: Катя - Кате - Катер. Думаю, ну этот уж точно через букву 'и'. Катир. И видно - сторожевой, потому что сто рож. Представила себе я эти рожи, и аж озноб по коже, - какого, думаю, рожна? К кому-то ночь нежна, а мне... Да, так значит, катер в море. Жара, серебристые тополя, сам знаешь, не очень-то затеняют, они здоровенные, а солнце клонится, половина пятого уже, славно я прогулялась, потому что голова как дубовая после обеда, вдобавок Митя пристал в библиотеке со своим плаваньем да здоровым образом жизни. Нечего, мол, если голова не варит, сиднем сидеть, надо, мол, идти на пляж. Ну, на пляж - нет уж, ещё чего, куда ж? Вода ж холодная, в такой купаться - блажь... Да, и вот дождалась я, пока Митя смоется за полотенцем, и выползла погулять. Тогда? Или нет, гораздо позже, увидела я...

Володя, чтобы не задремать и ненароком не ткнуть вилкой или ножом себе в руку, обдумывал последний разговор с психофизиком.

Синявский по дороге из бункера в Галилео говорил охотно, потому как дорвался наконец, раскурил трубку. Понукать почти не пришлось, сам всё выложил. Рассказал, что после обеда, убив положенный по рекомендациям врачей час в библиотеке, пошёл прямиком на пляж, как поступал ежедневно. Это было в пятнадцать-пятнадцать ровно по электронным часам над входом в Энрико Ферми, факт, подтверждение коему можно получить у Светланы Васильевны.

Свету пунктуальный доктор встретил на площадке лестницы Дирака, встретил и окликнул, но ответа не получил; надо полагать, Света была поглощена собой, ведь обыкновенно общительна и вежлива. Направлялась она, конечно, в парк Мирамаре или к маяку, - куда ещё можно попасть по лестнице Дирака от Энрико Ферми?

А доктор без излишней торопливости пошёл вниз, и в аллее серебристых тополей... нет, раньше, на обзорной площадке, увидел заместителя директора и не одного его.

Нет ничего удивительного в том, что именно эту площадку Сухарев выбрал для делового разговора с подчинённой. Погода прекрасная, чудесный вид, начальственные распоряжения в такой обстановке лучше усваиваются. С Инной Дмитрий Станиславович не сказал и двух слов, поскольку та появлению психофизика не обрадовалась, против обыкновения. Сухарев вёл себя необычайно любезно и кроме прочего порекомендовал не беспокоить Яна. У того вышла размолвка со Светой.

- Потому-то она и была не в себе, - заметил вскользь доктор и стал рассказывать дальше.

Володя шёл рядом, радуясь, что кончился дождь. Иначе не вышло бы устроить по дороге допрос - в такой темноте, с риском свернуть шею на лестнице. Будь на голове шлем... но он остался у Берсеньевой в сейфе, поэтому вместо системы ночного видения пришлось полагаться на пляшущий по ступенькам свет карманного фонарика Синявского. Похоже, тот привык разгуливать ночью, вёл уверенно, говорил без умолка. Жаль, не было видно его лица.

Ни времени встречи с Гладких и Сухаревым, ни продолжительности беседы Дмитрий Станиславович указать не смог, сказал: 'Болтали пару минут'. После чего те двое остались, а доктор ушёл к лифту, спустился на пляж, гдё проделал положенные упражнения и точно в пятнадцать-сорок, по часам, вошёл в воду.

Плавал ровно час, минута в минуту, затем оделся и ушёл с пляжа.