Дмитрий Шатилов - Нф-100: Изобретатель смысла

- Не знаю. Может быть, Гектор?

- Увы, нет. Попробуем социальную сферу. Как у вас обстоят дела с благотворительностью?

- Я иногда подаю милостыню калекам. Если, конечно, они стучатся достаточно настойчиво.

- Какова самая большая сумма, с которой вы расставались в данных обстоятельствах?

- Не помню. Кажется, драхма или около того.

- Вы меня разочаровываете. Видите ли, в данных обстоятельствах эта сумма должна быть намного больше. Участвовали ли вы в ежегодной раздаче голодающим бесплатного супа?

- Нет.

- А одежду в детдома посылали?

- Не посылал.

- Так, подождите. Тут прочерк, тут и тут... Слушайте, может быть, у вас хотя бы хобби есть? Резьба по дереву? Плетение корзин? Какое- нибудь увлечение?

- Нет, - ответил Гиркас.

- А было когда- нибудь?

- Не было.

- Хорошо, - сказал посол. - Теперь я задам вам несколько вопросов морально- нравственного характера. Всегда ли вы поступаете в соответствии с добродетелями?

- Нет, не всегда.

- А почему, разрешите спросить?

- Да так получается.

- Это не ответ. Объясните.

- Ох, - вздохнул Гиркас. - Это нелегко будет.

- Попробуйте.

- Что ж, - Дун Сотелейнен почесал затылок. - Бывает так, что тяжело соблюсти добродетели.

- Как это? - удивился посол. - Добродетели - и тяжело? Быть такого не может.

- Тяжело, - повторил Гиркас. - Очень. Особенно, когда хочется жить хорошо, а добродетели мешают...

- Мешают?

- Да, мешают.

От удивления посол даже карандаш выронил.

- То есть, ради того, чтобы жить недурненько, - сказал он, весь бледный, - вы готовы изгнать из своей жизни Истину, погасить в себе божественный свет?!

Но Гиркас отверг и божественный свет.

- Да нет, что вы, - сказал он. - Пока жить не мешает, пусть будет - хоть истина, хоть свет.

- А если помешает?

- Тогда долой её, конечно. Что толку в истине, если я помру?

- А как же другие люди? Что скажут они?

- А наплевать.

- Вот тебе раз! - удивился посол. - На людей ему, значит, наплевать! Может, вы, Гиркас, и на истину плюёте с такой же лёгкостью? Что скажете?

- Значит, плюю и на истину.

Посол вытер пот со лба и быстро спросил:

- Вы отдаёте себе отчёт в том, что говорите?

- Целиком и полностью.

- То есть, вместо того, чтобы отдать жизнь за правду, вы готовы жить во лжи?

- Конечно, - сказал Гиркас. - А как же иначе? Ведь если правда победит, а я в гробу лежать буду, то и радости мне с этого торжества никакой не предвидится, так ведь?

Посол побледнел, покраснел и полез в карман - за сердечными каплями.

- Вы - низкий и безнравственный человек, Гиркас, - сказал он, проглотив двадцать капель на чайную ложку, - Сотни тысяч людей отдали свои жизни в борьбе за истину, а вы сидите тут, трясётесь за собственную шкуру. Где ваша сознательность? Послушайте, - сменил посол тон, - ну скажите хоть что- нибудь приличное - про Родину, про наши идеалы, про честь и достоинство. Я это запишу, обработаю как- нибудь и отошлю в Новую Трою. Мы же не какие- то злодеи, мы всё понимаем. Вы молодой человек, в вас кровь играет, вы многое говорите, не подумав, а сами в действительности человек достойный, положительный. Ну, скажите, что вы без ума от истины, что за правду жизнь отдать готовы - и мы вам обязательно поможем!

- Да почему сразу жизнь- то? - ответил Гиркас после некоторой паузы. - Далась она вам, жизнь моя! Да и что это за истина такая, которая от своих поклонников только жизни и требует? Какая- то это неправильная истина получается. У вас другой, случаем, нет? Так, на всякий случай?

- Другой нет, - сухо ответил посол. Судя по всему, Гиркас окончательно перестал ему нравиться.

- Жалко.

- Да, - согласился посол. - Жалко. Жалко, что такой молодой человек, как вы, пал так низко. Я только что закончил обработку ваших данных...

- И что же?

- Результаты, Гиркас, для вас неутешительные. Непонятно, зачем вы вообще на свете живете.

- Нравится, - пожал плечами Гиркас. - Дышать хорошо, по улице ходить хорошо, а если ещё и деньги есть, то всё просто замечательно.

- Не разделяю вашего оптимизма, - сказал посол. - С таким списком личных качеств едва ли кто- нибудь в Новой Трое признает вас братом, не говоря о поддержке в столь рискованном деле.

- Значит ли это, что Новая Троя откажет мне в помощи?

- Я бы попросил вас, молодой человек! - обиделся посол. - За всю свою историю Новая Троя никому никогда не отказывала в помощи! Просто в некоторых случаях она ограничивалась добрым советом. Вот этот совет: "Ступайте и постарайтесь исправиться".

- Куда же я пойду? - спросил Гиркас. - Я же сижу в камере!

- Я не имел в виду буквально. Вы должны совершить путешествие вглубь себя, чтобы осознать необходимость положительных перемен. Иными словами, вы должны стать достойным помощи. Это будет нелегко, ведь за всю предыдущую жизнь вы не сделали ничего, чтобы заслужить любовь и признание. Вы не сделали ничего для других.

- Я не сделал ничего и для себя.

- Это ещё хуже. Если это правда, вас даже эгоистом нельзя назвать. Вас просто не существует - во всяком случае, для Новой Трои.

- Но я же остаюсь человеком, так? Разве не достоин я уважения и поддержки хотя бы как человеческое существо?

- Чисто технически, да. Чисто технически. Не забывайте: мы в Новой Трое считаем, что человек прежде всего сумма поступков. Когда умирает достойный гражданин, мы говорим: он был добр с окружающими, жертвовал деньги на строительство ратуши, участвовал в марафоне и воспитал четырёх замечательных детей. А что скажут о вас после смерти? "Он носил носки сорок пятого размера"?

- Разве этого мало? - попытался пошутить Гиркас.

- Ничтожно мало! Потому Новая Троя и не сможет помочь вам - сделать так значило бы приравнять ничтожество к полноценному гражданину, смешать добродетель и бесстыдство.

- Но разве то, что я хочу сделать - не добродетельно?

- Чисто технически - да. Но - запомните, Гиркас - мы в Новой Трое не оказываем кредита лицам с сомнительной платёжеспособностью. Нравственность требует твёрдых гарантий, которых вы, ввиду ваших антиобщественных взглядов, предоставить не в состоянии. Поэтому я рекомендовал бы вам обратиться за поддержкой к кантонам распущенным и бессовестным.

- К каким именно?

- Ко всем остальным.

Так Гиркас и сделал. Один за другим он написал в двадцать крупнейших тразилланских кантонов. Ответы оттуда пришли быстро - быстрее, чем он предполагал.

"Нет", - ответил Гиркасу кантон Гранд.

"Ещё чего!" - таким был ответ Орисса.

"Вы - жалкий червяк, и недостойны нашей поддержки", - а это кантон Меркеле, он всегда славился своей грубостью.

Нет нужды приводить остальные ответы - в конечном счёте, Гиркасу отказали все. Ни один кантон на Тразиллане не поддержал его, как и предсказывал Крампфусс. По- видимому, Гиркас и вправду не был тем человеком, которому обществом позволено совершить нечто великое.