Ноэми Норд - Боги должны уйти

Однажды перья с головы Жабьего Жреца разлетелись в разные стороны.

В любом другом племени это могло означать одно: пора жрецу на покой. Лети, как твой убор, на все четыре стороны. Если боги подают знаки свыше, значит, ждать не стоит, гони, племя, обманщика.

Но Жабий Жрец и тут нашел выход. Воздел крючковатые пальцы к небу, прислушался к треску попугаев и провозгласил:

- Радуйтесь, дети Солнечной Долины! Кецаткоатль озорным расположением духа отметил наш праздник. Он выделил Старшего жреца, как дарителя легчайших благословений. Бог сказал: "Да пребудут благими и плодоносными деревья, кусты и плоды, коих коснется пух моей головы".

А пушинки священного одеяния кружились, как листья, падали под ноги, шевелились под жерновами, застревали в изгородях и в валунах. Еще долго женщины и дети благодарили налетевший ураган за подарки в прическу.

Надо сказать, что лазурное перышко кетсаля можно обменять на добротное каноэ или сотню рабов. Но так как русла рек высохли, а рабов кормить было нечем, из перьев женщины смастерили чудодейственные талисманы. Амулеты повесили на шеи детям и роженицам, а кое-кто выменял пушинки даже на крокодилью броню и тяжелые боевые топоры.

Жабьему Жрецу изготовили новое оперение. Не из хвостов благородного кетсаля, разумеется. На этот раз жертвенному плясуну пришелся по душе траурный цвет вороньих перьев. Синие птицы и белые орланы больше не вдохновляли жабьи танцы.

Кто сказал, что черные перья мрачные? Они тоже красивые. В утренних лучах чешуйки отливают всеми цветами радуги. Если повернуть перо строго по лучу, в нем отразится сизый мрак пещер или отблеск холодного водопада. Каждое перо наполнено драгоценным синим сиянием, которое можно уловить лишь в глазах матери или в вечернем небе, сразу после грозы.

Ворон ловили для Жабьего Жреца все дети от мала до велика. Ни один воин Солнечной Долины не унизил тетиву легкой охотой.

Вороны - птицы неприхотливые, умные, но слишком разговорчивые, и, когда переругиваются с сородичами, не замечают, что дохлую мышь на веревочке, кто-то специально подкрасил резиновой смолой.

За каждую пойманную птицу жрец нежно шлепал ребятишек по щекам рукой. Я еще тогда заметила, что от ладоней не слишком приятно пахло. И даже: фу-фу-фу... Но перья дети продолжали добывать, пока чернокрылые красавцы не улетели в другие края.

- Почему смертники спят? - завопил Жабий Жрец, тыча жезлом в живот крайнего омельгона.

Тот нехотя очнулся и снова закатил глаза.

- Кто отравил пленников? - спросил Несокрушимый, оглянув толпу.

Брови нахмурились, сухой взгляд остановился и выжег в моем сердце пепельную дыру.

- Ты? Снова ты враг своего отца? Ты, дочь моя, усыпила их!

Хотелось крикнуть: "Усыпила-усыпила, дадада! Что сделаешь ты со мной? Золотая чаша с драконом помнит позорную историю. Она хранится далеко от твоей ярости, так далеко, что многие поколения будут смеяться, слушая сказки о синеглазой принцессе, которая в мужья выбрала красавца, а не силача, дадада, наш Красивенький Вождь!"

Но я вежливо ответила по-другому, и только мать поняла бы, что мое почтение - всего лишь горькая насмешка:

- Я сделала это ради твоего блага, отец, чтобы унизить врага перед вознесением к богам и доказать, что наш древний род воспитан в чувствах более возвышенных, чем орда пришельцев. И, кстати, никогда не добивает заснувших на поле брани.

- Что?!- зарычал Несокрушимый, поднимая топор над моей головой.

Но договорить я не успела. Пленники, воспользовавшись перебранкой, вдруг разом вскочили и припустили прочь.

Это было зрелище, достойное любого праздника! Омельгоны бежали не дружно, метались в разные стороны, и кровь хлестала над ними фонтаном, щедро благословляя стебли умирающего маиса.

А народ стоял и любовался этим зрелищем. Сначала веревка оторвала поникший початок среднего, и он, пробежав десять шагов, рухнул лицом в пыль. Вслед за ним загнулся червяком среди сухих стеблей второй.

Но два пленника все еще продолжали, пригнувшись, бежать, ожидая стрел. Они постоянно вскрикивали от боли, не умея примерить шагов к совместному побегу.

Вдруг один из них запнулся на борозде, но товарищ не притормозил, он схватился за конец веревки и вырвал ее вместе с мужским достоянием. И потом, подхватив путы в охапку, скрылся за скалой.

Ни один наш воин не двинулся с места, чтобы догнать и прикончить беглеца. К чему вмешиваться в зрелище, достойное забав Кецалькоатля? Планы бога вне разума людей. Пусть бежит, ползет, скачет в ужасе по скалам.

Взор бога вдоволь насладился игрой. Возможно, трусливое бегство с кровавым подарком в руках и было главным замыслом Великого Шутника, который собственноручно выбирает нитки судеб из запутанного клубка грядущего.

- Ты на кого поставил? - спросил Ухо Пса у Глаза Кондора.

- Мой был третьим. А вот Несокрушимый, как всегда, продул. Его омельгон сошел первым.

-7-

Жабий Жрец воздел руки к хрустальным чертогам:

- Воины Солнечной Долины! Хватит игр! Дело не терпит. Пернатый Змей принял половину жертвенного подарка! Пленники сами убежали на небо. Возблагодарим же пристальное внимание Всевышнего к скромному дару! Продолжим Праздник вознесения дикарей в обитель мудрейших богов! Пусть не побрезгует Владыка Мира, принять скромный дар в Храме Уснувших Надежд!

Снова Жабий Жрец нашел причину оправдать бегство жертвенного подарка. Хотя каждый понял: "Великий Кетсаткоатль не пожелал принять дар из нечистых рук жреца".

Воины отправились собирать разбросанные по кукурузному полю останки беглецов. Они грузили мертвые тела на волокуши. Любопытная толпа детей с гиканьем встретила процессию на окраине деревни. Они разглядывали униженные тела взрослых мужчин, и это не добавляло радости их чутким сердцам.

Оскопленных омельгонов бросили в ноги смертниц, и те протяжно завыли, вперив отекшие глазницы в небо.

Похоже, людоеды тоже верят, что в хрустальном замке на золотых подушках их поджидает бессмертное божество. Омельгоны зовут его Оякулла и не разрешают рисовать лицо. Однажды дети заметили, что подлые твари соскребают наши рисунки с мегалитов около рассыпанной пирамиды.

Мы с ребятами устроили соревнование. Нарисованный мною Пернатый Змей получился живее и красочнее остальных. Секрет прост. Мама добавила в охру немного сока гевейи, и рисунки до сих пор не смылись дождями. Приятно думать, что даже после моей смерти нарисованные боги будут кружиться в веселом танце.

Жрец снова зазвенел бубенцами.

- Пора, дети мои! - сказал он. - Сплотимся и взойдем к храму. Отнесем тела недостойных омельгонов и пожертвуем богам плоть их жен. Пернатый Змей, владыка душ, отблагодарит наше племя за дары. Дарственной кровью смоем с памяти неба грязный проступок наших дев, и светлый дождь оросит кукурузные стебли, напитает животы младенцев, даст добро на удачную охоту и размножение во славу великого Кецалькоатля!