Фредерик Пол - Война торговцев космосом

Эти лекции я считал лучшими из всего курса, который я для себя определил. Они были подлинным творчеством. В своей вступительной лекции преподавательница проинформировала нас о том, что лишь в наше время по-настоящему стали учить литературному мастерству. Раньше студенты писали свои сочинения кто как может или хочет, а педагог, просмотрев их, определял хороша или плоха идея и насколько удачно она выражена. А ведь в их распоряжении было все богатство векового опыта искусства. Будущим художникам давалась возможность копировать Сезанна, Рембрандта или Уорхолла, чтобы постичь их технику. И лишь будущие писатели были предоставлены самим себе. Компьютерный взрыв все изменил. Поэтому наша преподавательница сразу же предложила нам переписать «Сон в летнюю ночь» Шекспира, используя современный английский язык. За эту работу я получил высший балл.

Отныне я стал любимым учеником моей наставницы по литературе. Она нагружала меня внепрограммными заданиями, утверждая, что это поможет мне закончить курс с отличием, и, разумеется, увеличит мои шансы на получение степени бакалавра. В моей голове уже роились честолюбивые планы. Я поставил перед собой грандиозную задачу: сделать одноактную пьесу из романов Марселя Пруста «В поисках утраченного времени», использовав язык и стиль Хемингуэя и перенеся действие в Германию времен Гитлера.

Я понимал, что без компьютерной техники осуществить это невозможно. В моей каморке у меня не было ни компьютера, ни даже более или менее сносных условий, ибо я не был уверен, что мои компаньоны по комнате оставят меня в покое. Поэтому я решил оставаться после работы в Агентстве и пользоваться компьютерами в редакторской комнате.

Определив для компьютера нужную мне длину фразы — не более шести слов — и формат страницы, я хотел было ввести задание в машину, как вспомнил, что не запасся Моки-Коком на вечер. Автоматы в Агентстве торговали только нашими фирменными напитками. Я уже попробовал их, но это совсем не то, что Моки. Мне вспомнилось, что днем я, кажется, видел бутылку Моки-Кока в корзинке для бумаг в кабинете Хэйзлдайна. Я решил проверить, так ли это, и направился по коридору в кабинет начальства.

Но там кто-то был. Слышались голоса, горел свет, а в соседней комнате компьютеры были расчехлены и вовсю работали. Я хотел было повернуть назад, как вдруг услышал голос Митци.

Любопытство — мой порок. Я остановился, прислушался, и тут мой взгляд упал на экран одного из компьютеров. Увидев колонки цифр, я решил, что это банковские инвестиции, проценты, ставки. Но меня удивило то, как цифры выстраиваются в определенную схему. Однако я в данный момент был больше обеспокоен тем, как поскорее выбраться отсюда, пока меня не застукали.

И тут я совершил ошибку, решив пройти к себе через неосвещенные комнаты напротив. Обычно они на ночь запирались, но я свободно прошел в дверь одной из них — и угодил в ловушку! Я услышал громкий свистящий звук, похожий на те, что на Венере издают трубы Хилша, фильтрующие воздух, а затем большое белое облако окутало меня с ног до головы. Пена! Я мог дышать, но ничего не видел вокруг. Беспомощно поворачиваясь то в одну сторону, то в другую, я только натыкался на столы и стулья.

Пришлось сдаться. Я стоял и ждал, что будет дальше. А пока я ждал, было время поразмышлять. Когда наконец послышались чьи-то шаги, мне уже многое стало ясно.

Появившиеся Хэйзлдайн и Митци принялись сбивать пену с неожиданного нарушителя. Клочья ее разлетались и таяли под струей растворителя.

Митци изрядно удивилась, увидев меня.

— Тенн, это ты? Что ты здесь делаешь?

Я не ответил. Вернее, ответил не сразу. Я смахнул с лица остатки пены, стряхнул ее с плеч и улыбнулся.

— Я все знаю, — наконец ответил я.

Это произвело эффект. Разумеется, они перепугались, увидев меня здесь. Митци продолжала держать в руках диспергатор, как некое оружие, направленное на меня, а Хэйзлдайн угрожающе играл тяжелым дыроколом, словно собирался размозжить мне голову. И неудивительно — своим появлением здесь я включил сигнализацию охраны, общий сигнал тревоги и устройства защиты. Лица Митци и моего шефа были неподвижны как маски. Таким они оставались в течение нескольких секунд.

Наконец Митци пришла в себя.

— Я не понимаю, о чем ты, Тенни?

— Все абсолютно ясно, — довольно хихикнул я. — Я видел программу на компьютере. Вы ведете игру по-крупному.

Они безмолвно глядели на меня.

— Я хочу сказать, — пояснил я, — что вы двое, а возможно, и Дембойс с вами, собираетесь взять контроль над Агентством, выкупив контрольный пакет акций. Так или не так?

Постепенно лицо Хэйзлдайна стало оттаивать, а за ним пришла в себя и Митци.

— Черт побери! — выругался Хэйзлдайн. — Он выследил нас, Митци.

Митци перевела дыхание и улыбнулась. Улыбка получилась вымученной, губы едва разомкнулись.

— Похоже, что так, — согласилась она. — Ну и что ты собираешься теперь делать, Тенн?

Я давно не чувствовал себя так хорошо. Даже Хэйзлдайн показался мне теперь обыкновенным добродушным толстяком, а не рычащим чудовищем.

— Ничего такого, что бы не понравилось тебе, Митци. Я твой друг. И хочу всего лишь немножко дружеского расположения с вашей стороны.

Хэйзлдайн посмотрел на Митци. Митци посмотрела на Хэйзлдайна. А потом они оба вперились в меня.

— Я думаю, — Хэйзлдайн тщательно подбирал слова, — нам следует уточнить, что ты имеешь в виду под словом «немножко», Тарб.

— С удовольствием, — сказал я. — Кстати, не найдется ли у вас глотка Моки-Кока?

На следующее утро атмосфера в Агентстве заметно потеплела. К полудню, пожалуй, стало даже жарко, как в тропиках, ибо Митци Ку улыбнулась мне. Почему Митци Ку вдруг приобрела такое влияние в нашем Агентстве, никто не знал, но все только и шептались об этом по углам. Теперь уже никому не приходило в голову давать мне поручения сбегать куда-то.

Даже у Дембойса нашлись для меня добрые слова.

— Тенни, мой мальчик, — добродушно заметил он, проделав немалый путь от себя к моему закутку в Отделе Идей. — Как ты позволил заткнуть себя в эту клетку? Почему ты не пришел и не сказал мне об этом?

Я не стал ему ничего говорить. Ни того, что его секретарша № 3 на порог бы меня не пустила, ни того, что говорить было бессмысленно, потому что он сам все прекрасно знал. Ладно, решил я, кто старое помянет, тому глаз вон. Никакого отныне сведения счетов, никаких жалоб или обид. Таков девиз настоящего служителя рекламы Теннисона Тарба.

Я лишь широко улыбнулся Дембойсу и позволил ему обнять себя и ввести снова в заповедное царство администраторов. Придет еще время, когда я смогу сквитаться с ним, а сейчас — обиды прощены и забыты.