М Валигура - Серебряная тоска

- Простите?

- Господин Геккерн весьма привязан к господину Дантесу.

- Содомский грех?

- Он самый.

- М-да. - Николай почесал переносицу. Зачем - непонятно. - А что, этот Геккерн хорош собой?

- Старый, жирный, уродливый. Зато Дантес хорош собой. Белокур, синеглаз, к тому же, молод. Ну, и глуп, в соответственной степени.

- А зачем ему этот Геккерн сгорбился?

- Ну, как же - молод, хочет мир повидать, себя показать, а у Геккерна, в него влюблённого, средства для того имеются - как ни как, посол, представитель голландских высот, то есть, знай Пушкин об этом, не так бы, может, и ревновал.

Может, Гончарова Дантесу этому, вроде прикрытия, чтобы и в обществе появиться, и сё.

- Ай, да Бог с ними, - махнул рукой Николай. - Меня это, будем считать, не касается. В общем, Александр Христофорович, благодарю вас за ценные сведения и не смею долее задерживать.

Спускаясь по мраморной лестнице, Александр Христофорович Бенкендорф едва не наступил на любимца Николая, большого пушистого кота Бонифация.

- А-а, - хрипло сказал Александр Христофорович. - Вот, звачит, какое отношение!

Христофор, значит, Бонифатьевич? А за подобное - по этапу в Сибирь - не угодно ли? И, согласно казиматному уставу, держать на исторической родине, пока яйца не отморозишь! Э-э, да ты, брат, кастрированный! Ты и не мужчина вовсе, а Дантес!

Так вот тебе короткий этап! - И Александр Христофорович пнул сибирского кота Бонифация носком ботфорта.

После ухода Бенкендорфа Николай сперва задумчиво барабанил пальцами по столу, затем достал из кармкна золотые часы с репетиром и откинул крышку. Часы заиграли приятный на слух минуэт, затем из них вылетела кукушка и сделала в комнате пакость. Николай переступил через пакость, подошёл к зеркалу и всмотрелся в собственное отражение.

- Страна холопов, - сказал он. - И ты, - он ткнул отражение пальцем в грудь, - первый хлолп всея Руси.

Совершенно обессиленный, опустился он в кресло, и, массируя пальцы обеих рук, прошептал:

- А, всё же, какой страшный человек, этот Бенкендорф... "На свете счастья нет, но есть покой и воля". Вот ведь подлец, Пушкин. Вот ведь скотина, Бенкендорф. Не приведи Господь оказаться просвещённым монархом... Когда понимаешь, что делаешь, и всё равно делаешь... Завтра же пошлю Пушкину своего учителя по стрельбе...

Тут в полуприкрытую дверь вошёл к царю на приём кот Бонифаций, обиженный, жаловаться на Бенкендорфа. Потёрся о голенище царёва сапога и, к удивлению своему, получил новый пинок.

- Пшёл.

Тем временем Александр Христофорович Бенкендорф, уже в личном своём кабинете, перебирая папки с важнейшими делами, импульсивно отложил их в сторону, показал кому-то дулю в пространство и, взяв новое дело, вывел на обложке: "Романов Николай Павлович".

* * *

- Только не притворяйся, что ты спишь, - услышал я сквозь полудрёму голос Руслана.

Из вредности мне захотелось ещё немного попритворяться. И тут же я получил сильнейший толчок в плечо.

- Так ты, татарчонок, драться? - вознегодовал я.

- Сам татарчонок, - весело огрызнулся Руслан и неожиданно навалился на меня всем телом: - Будешь обзываться? Будешь?

- Буду, - согласился я и ловким приёмом "спихиванье" сбросил Руслана с себя и навалился на него сам.

- Сдавайся! - приказал я.

- Лучше смерть!

- Если враг не сдаётся, его - что?

- Просят, как следует. Ходют, ноют, размазуют сопли.

- Вот я счас тебя размажу!

- Рискни здоровьем! - пыхтел Руслан, придавленный мною к одеялу.

- Где я тебе здоровье возьму? - пыхтел в ответ я.

- А чё?

- Курю много.

Руслан сделал змеиную попытку выскользнуть из-под меня. Я демонически расхохотался, ухватил его и произвёл адский приём переворачивания на живот.

- Счас я тебя отшлёпаю, - заверил его я. - А-та-та, а-та-та. - Я несильно захлопал ладонью по его костлявой заднице. - Это тебе за монголо-татарское иго, это за... чего вы там ещё, татары, натворили?

- Мама! - заверещал Руслан.

- Правильно! За маму. За папу. Много у тебя родственников?

- Никакой жопы не хватит, - горько признался Руслан. - Сдаёшься?

- Нет, - опешил я.

- Тогда я сдаюсь.

Тут зазвонил телефон.

- Пусти мой жопа трубка снять. - С перепугу Руслан перешёл на действительно татарский диалект.

Я отпустил его, и он подошёл к телефону.

- Алло? - сказал он, снимая трубку. - А, здрасьте, Анна Борисовна. Хорошо, спасибо, как вы? Чем занимаемся? Вот только что проснулись и сразу заспорили на исторические темы... Да, пожалуй, Ига победил в диспуте. Позвать его к телефону?

Момент. Ига, мама.

Я обречённо вздохнул и прошелестел босыми ступнями к аппарату. Ну, думаю, за что на этот раз?

- Бонжур, мама, - выдохнул я, взяв трубку у Руслана.

- Игорь. - Мамин голос звучал, как всегда строго-назидательно. - Ты ещё не успел взять трубку, а уже нагрубил.

- Чем же, мама?

- Своим обречённым вздохом. Мама не так уж часто звонит тебе. Ты же маме вообще никогда не позвонишь. Тебя не волнует, здорова ли мама, жива ли мама....

- Извини, мам, дел было много.

- Дел? У тебя появились дела? Ты устроился на работу?

- Всё не так страшно, - начал объяснять я. - А, вообще, да - я работаю. Я пишу стихи.

- Игорь. Работа - это то, за что платят. Вот что. Я хочу, чтобы ты сегодня же приехал ко мне. Нам необходимо поговорить, как ты будешь жить дальше.

- А, по-моему, без этого можно спокойно обойтись.

- Игорь. Не груби. В конце концов, я требую, чтобы ты приехал.

- Мама, ты же знаешь - наши разговоры всегда кончаются ссорой.

- Если ты будешь иметь терпение выслушать, что тебе говорят, и не грубить, ссоры не произойдёт. К сожалению, ты этого не умеешь.

- Умею. Я умею выслушивать советы, но не поучения.

- Игорь. Давай это обсудим не по телефону. Я жду тебя в два часа.

- Хорошо, мама, я буду. Что взять с собою - шампанское или коньяк?

- Ремень.

- Ай! - завопил я вдруг. Это умывшийся Руслан подкрался сзади и с оттяжкой хлестнул меня по голой жопе полотенцем.

- Игорь, перестань ёрничать, - строго сказала мама.

- Я не ёрничаю, - жалобно произнёс я. - Это Руслан тут дерётся.

- Детский сад. Вам уже обоим по двадцать семь лет. Тебе на следующей неделе исполняется двадцать восемь. Твой инфантилизм меня просто пугает.

- Не бойся, мам, эта болезнь не смертельна. Ай! - Русланчик хлестнул меня полотенцем по-новой.

- Для тебя - смертельна. Всё. По телефону с тобой беседовать бесполезно. Я тебя жду в два, если помнишь.

- С ремнём? - спросил я, но мама уже повесила трубку.

Я грозно повернулся к Руслану.

- Смерти ищешь? - процедил я.

- Реванширую, - объяснил Руслан.

- И как часто? - поинтересовался я.

- То есть... ты в каком смысле?

- Счас узнаешь, в каком. Дай-ка сюда полотенце. Ну, кому сказал.

Русланчик понурил голову и послушно отдал мне полотенце.