Бернар Вербер - Третье человечество

– Но почему вы не подождали окончания представления и не встретили меня на улице?

– То, что я должен вам сказать, очень срочно. Я не знаю, когда вы заканчиваете, полагаю, очень поздно, а ждать на улице до четырех утра у меня нет ни малейшего желания. Хотя, вообще-то, я выспался.

– Доктор Уэллс, это место не очень подходит для разговоров. Я здесь на работе.

– Я же сказал, дело не терпит отлагательств.

– Ни минуты?

– Ни секунды. Вы поймете, когда я все расскажу.

Играя бицепсами, сжав челюсти и похрустывая пальцами, к ним подошел чернокожий мужчина:

– Не приставайте к профессору Дарвинии или платите за приватный танец в отдельном кабинете. Девушки приходят сюда работать, а не болтать. Вам же сказали, двадцать минут – сто евро, кредитные карты и чеки принимаются тоже.

– Послушайте, доктор Уэллс, мы вполне можем поговорить в другой раз. Если хотите, на следующей неделе я…

– Отлично, я хочу, чтобы вы мне станцевали. Прямо сейчас.

Вышибала смерил его недоверчивым взглядом:

– Вы не имеете права прикасаться к ней, иначе вас вышвырнут на улицу. Мастурбировать тоже нельзя. Девушка может прикасаться к вам и задевать грудью, но вам запрещается без ее разрешения вступать с ней в контакт. Вы можете, не дотрагиваясь до нее, вдыхать аромат ее кожи. Если танцовщица пожелает, она может вас обнять. Но вам нельзя ее лизать или кусать. Вам ясно?

Давиду вспомнился брачный полет крылатых муравьев над муравейником.

– Ну что же, отношения между мужчиной и женщиной изменились самым странным образом… Их, как бы это сказать, втиснули в более узкие рамки, но им все же можно было бы добавить немного спонтанности.

Вышибала навис над ним, вновь захрустев пальцами:

– У нас приличное заведение. Платите и соблюдайте правила, если нет – качать права будете в другом месте.

Давид вытащил из бумажника мятые пятьдесят евро, четыре бумажки по десять евро и пригоршню монет. Вышибала пересчитал деньги и убрал в карман.

Аврора повела клиента на второй этаж, где были кабинеты без дверей, отгороженные лишь красными бархатными портьерами. Взяла тряпку, брызнула на нее обеззараживающим спреем, протерла кресло и предложила Давиду сесть. Он отметил, что антисептик пахнет, как в морге: та же смесь ароматов хвои и лимона. Девушка налила ему стакан ледяной воды и поставила в специально предусмотренное углубление в кресле. Затем включила красное освещение и музыкальный центр, выбрала песню. Еще одну композицию The Doors , на этот раз «L.A. Woman».

Аврора стала танцевать.

– Это не обязательно, – сказал он, – я пришел просто поговорить.

– Вон та штуковина над вами, с объективом и маленькой красной лампочкой, – камера видеонаблюдения. Здесь боятся извращенцев. И выбора у меня нет: я обязана танцевать, иначе они меня просто не поймут.

И она стала извиваться, чувственно и эротично.

– Но нас не слышат, мы можем спокойно говорить. Итак, доктор Уэллс, что же это за неотложное дело, которое не могло подождать до конца вечера?

– Ко мне приходили великан и карлица. Та самая, что заседала в конкурсном жюри. Насколько мне известно, с вами они тоже разговаривали. Они работают вместе, мужчина – подручный этой женщины.

С покачивания бедрами Аврора перешла к отрывистым движениям тазом. Скулы молодого человека стали пунцовыми, он расстегнул на своей рубашке несколько пуговиц.

– Вы встретились с представителями Министерства обороны и они предложили вам поработать на армию, да? – не прерывая танца, спросила девушка.

– Их интересуют наши с вами проекты. В моем они усматривают возможность защиты от бактериологической войны, в вашем – от ядерного конфликта.

Продолжая извиваться в танце, Аврора покачала головой.

Она сняла блузку, и ее кружевной бюстгальтер оказался перед глазами молодого человека – на расстоянии всего нескольких миллиметров. Затем очень медленно опустила грудь, чтобы коснуться носа клиента ложбинкой.

– Есть одна маленькая деталь – дело в том, что я пацифистка, феминистка и придерживаюсь левых воззрений, поэтому о том, чтобы работать на армию, и речи быть не может, – равнодушным тоном заявила она.

Она вдруг отпрянула назад, отвернулась и стала танцевать все эротичнее и эротичнее. Затем повернулась к нему лицом и сбросила бюстгальтер. Ее тяжелые груди с сосками, прикрытыми белыми зонтиками, стали описывать восьмерки.

– А вы, Давид, что им ответили вы?

– Согласился. Для меня либо они, либо безработица. Я не разделяю ваших антимилитаристских принципов.

– Но это не объясняет, зачем этим вечером вы пришли сюда.

Задавая этот вопрос, Аврора убрала зонтики, прикрывавшие соски.

– Им нужны мы оба. Без вас они меня не возьмут.

По его щекам катились капли пота.

– Они манипулируют вами, чтобы вы манипулировали мной, не так ли? И так торопятся, что давят на вас, чтобы не терять ни минуты.

Продолжая извиваться всем телом, она опять отступила на шаг назад.

– Возможно. Но мне нужна эта работа. Итак, ваш ответ?..

– Нет.

– Это не ради денег, я на самом деле верю в то, что глобальная угроза существует на самом деле и мы сможем помочь. Знаете, я много беседовал с этой полковницей, ее аргументы выглядят убедительными.

– Для вас, но не для меня. Я сожалею.

Аврора взяла пульт и прибавила громкость. От музыки The Doors кабинет задрожал.

Давид встал:

– Мне нужна эта работа. Я ушел от матери и оказался на улице. Сплю в машине.

– Жалости от меня вы не дождетесь.

Аврора толкнула его обратно в кресло, сняла пояс и продемонстрировала стринги с атомной бомбой и словами «THE END».

Отдернув штору, в кабинет вошел вышибала:

– Все в порядке, Дарвиния?

– Конечно, Мумбоко, все хорошо.

– Вот и все, месье. Платите за второй сеанс или уходите, – потребовал вышибала.

Давид искал предлог, чтобы выиграть время.

– Мумбоко? Это же имя банту, не так ли? Означает шестого ребенка…

– А ты откуда знаешь? – насторожившись, спросил тот.

– Банту эксплуатируют и убивают пигмеев. Они расисты и рабовла…

Закончить фразу он не успел. Огромный, снабженный твердыми костяшками кулак врезался ему в лицо и расплющил нос. Вслед за ним последовали удар коленом в живот и второй апперкот, разбивший губу. Ученый был отброшен назад и упал навзничь. Вышибала стал его пинать, затем, словно устав бить ногами, вновь пустил в ход кулаки и поднял, чтобы выбросить во двор, в угол, где стояли мусорные баки.

Давид ударился головой об острый край и потерял сознание.