Михаил Харитонов - Факап

После этого Комов признался, что очень опасается за свою позицию. Поскольку, по его словам, Горби воспользовался ситуацией, чтобы ввести в Мировой Совет Рудольфа Сикорски. Что по сути означает пересмотр всей концепции кризисного реагирования. А также ликвидацией его, Комова, уникального места в системе. С последующем торжественным возложением на него всех факапов и дальнейшим низвержением.

Вот тут я его понял. Потому что если Комова кем и заменять, то, ясен пень, это будет Руди. У которого свои представления о том, как нужно наводить порядок. И главное — зачем.

Очень странные дела. Проснулся не сам, а от писка компьютера. На экране — непонятные кракозябры. Впечатление такое, будто кто-то пытается подключиться удалённо. Я попытался ответить — хренушки, ничего не работает.

Пока сидел за компом, сочинилась новая версия моего застревания здесь. Может, это Комов отмашку не даёт? В конце концов, это не только мой факап, но и его тоже. Хотя, насколько я знаю нашего великого героя, он вообще-то гуманизмом не страдает. Геройствовать он любит, это да, а вот насчёт человекосбережения у него не очень. Он из тех славных ребят, которые легко положат десять человек, чтобы красиво вытащить одного.

Но если выбирать между Комовым и Сикорски, то я, конечно, всеми конечностями за Комова. Потому что Комов — просто адреналиновый наркоман, а Сикорски — маньяк.

Лена, если ты это читаешь: не принимай меня за идиота, не надо. Я не про психологические комплексы, от которых избавиться всего-то делов — пара сеансов у кого-нибудь вроде Борьки Левина. Я про мировоззрение. Которое, как известно, не лечится.

Ну я знаю, что про Руди рассказывают. Типа, если он хоть раз в год кому-нибудь не прострелит бошку, то у него обостряется диабет. Или — что он в командировке на Земле Гаррета спровоцировал ядерную войну, имея в своём распоряжении две вечерние газеты. Или что он раз в год сам себя корректирует на ментоскопе — вычищает из психики наросшую симпатию и доверие к коллегам. Скорее всего, все эти слухи сам Сикорски и распространяет. Он такие вещи любит.

А вот за что я его и вправду считаю маньяком — так это я расскажу. У меня тут личная история. Сикорски её и не помнит, а я вот запомнил очень хорошо. На всю жизнь запомнил.

Это ещё в лётном было. Вроде уже писал — тогда я немного барыжил артефактами. Не то чтобы очень ценными, ну откуда у меня ценные. Так, менялся чем-то с разными людьми. Хотел наменять на кусок янтарина, чтобы трубку сделать. Ну хотелось мне. Ничего в этом такого нет, обычное дело.

И вот, значит, прилетает к нам комиссия — а может, делегация. Официальный повод уже не помню: какая-то штатная проверка. Комиссия смешанная, ну и представитель КОМКОНа в ней обязательно есть. Обычно это какая-нибудь серая мышь из неудачливых карьеристов, которую гоняют по таким комиссиям, чтобы под ногами не путалась. Но нам повезло. К нам приехал лично Рудольф Сикорски — молодой, да ранний.

Надо сказать, на нас, курсантов, впечатление он произвёл и пыль в глаза пустил. Например, тем, что ходил в смокинге, чёрных брюках с шёлковым лампасом, рубашке с запонками и при бабочке. Чёрной. Мы с нашими селёдками защитного цвета не знали, куда глаза девать. Ещё визитки раздавал. Ну, те самые, знаменитые, нежно-жёлтые, как его кожа. И точным временем. "Рудольф Сикорски. Рабочие часы 9.00 — 20.30". Ну то есть что он хотел сказать — я биологически лидер, я в коллектив не вписываюсь, это под меня коллективы вписываются. Кстати, да, вписываются. С кем только Руди не работал, а рабочие часы у него всё те же.

В общем, чего уж там: произвёл он на нас впечатление. На меня тоже. И, конечно, думал да гадал — вызовет он меня на разговор или нет. Потому что уже как полгода считал себя комконовцем, и готовился к учёбе в "трёшке".

Вызвал. На третий день, уже перед отъездом. Принимал у себя. Типа, посмотреть.

И вот мы сидим. Он меня так, сяк. А на столе у него вместе пресс-папье — кусок янтарина. Как раз для трубки. Редкий янтарин, розоватый такой, он только на Фобосе бывает и ещё в какой-то системе на окраине. Трубка из него — мечта курильщика. Сейчас-то у меня таких трубок три, и не самые любимые, кстати. Но тогда я был курсантом, ни в чём особенно не разбирался, ну и к тому же понты.

Конечно, я на этот янтарин не смотрю. Изо всех сил не смотрю. И понимаю, что меня насквозь видно. Пропускаю, соответственно, какие-то вопросы. Где-то он меня ловит. Но это всё не всерьёз, большой опасности я не чувствую и слегка расслабляюсь.

Как сейчас вижу: сидит напротив меня Сикорски, тощий, ушастый, зеленоглазый. Смокинг висит на стуле, но рубашка и бабочка всё те же. Сидит себе, откинувшись, и текстует на меня. Уже как бы как своему, принятому в ряды:

— Пойми главное, курсант. Мы — КОМКОН. Нам можно всё. Нам разрешается прослыть невеждами, мистиками, суеверными дураками. Нам одного не простят: если мы недооценили опасность. И если в нашем доме вдруг завоняло серой, мы просто не имеем права пускаться в рассуждения о молекулярных флуктуациях. Мы обязаны предположить, что где-то рядом объявился чёрт с рогами, и принять соответствующие меры, вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах...

И сразу после этого предлагает мне написать психологическую характеристику на Игоря Семёновича, нашего препода по лётному делу. Потому что, видите ли, ему Семёныч показался странноватым, и ему хотелось бы выяснить, в чём там дело. Для себя лично. Ну и чтобы составить впечатление о моих способностях к оперативной работе... И, значит, делает такую специальную физиономию — мол, смотри, парень, сейчас всё от тебя зависит.

Тут-то я и подвис.

Игоря Семёновича у нас в училище уважали. Хороший пилот и отличный препод. То есть умел и летать, и учить. А это редко бывает: хорошие пилоты, как правило, паршивые преподы. Они с людьми разговаривать не умеют, они под общение с кораблём заточены. А Семёныч и объяснит, и покажет. Ну и по жизни человек хороший. Жаль, фамилия вылетела из головы. То ли Иванов, то ли Петров. А так — хорошо помню. Спокойный такой мужик, цельный, и главное — без дерьма внутри.

Числилась за ним, правда, одна странность. Верующий он был. В смысле — в бога верил. Причём не в какого-то нашего земного, а в иноплатентного.

Подхватил он это так. Семёныч высаживал исследовательскую экспедицию на планете системы Гаммы Пророкоугольника, если я ничего не путаю. Там как раз нашли гуманоидную цивилизацию, и надо было понять, что за люди и где у них чего лежит. Корабль Семёныча был из новой серии, с секторально-распределённой системой управления. Она тогда была в большой моде, секторалка, и считалась супернадёжной. Это было доказано математически, так что проверками особо не заморачивались. Вот только в доказательстве была маленькая ошибочка, которую потом нашли. Но до того сектор-распределёнка уже успела привести к двум крупным факапам. И здесь она тоже подвела: корабль в атмосфере потерял управляемость, пришлось катапультироваться. Шлёпнулся он посреди пустыни, где практически не было воды, зато были какие-то ядовитые пауки типа наших скорпионов, прыгающие песчаные пиявки и ещё всякая гадость. Соваться в такие места не хотелось от слова совсем. Однако спасательная капсула была облегчённой, с расчётом на двое суток автонома. А спасатели не приехали ни через двое суток, ни через трое. Потому что панелек с омегой, как сейчас, не было, а стандартная аварийка была завязана на всё ту же секаторалку, пёс бы её драл. И сигнал SOS не прошёл. Игорь Семёныч этого не знал, так что прождал пять дней и ночей. После чего вышел и попёрся через пески, с десятью зарядами в скорчере и верой в светлое будущее.