Фредрик Браун - Арена, Кукольный театр и Добро пожаловать в сумасшедший дом!

— Подожди, подожди, Пит, ты, видно, и впрямь спятил. Этот сигнал был послан, ты говоришь, в 1901 году, а первая музыкальная передача — в 1906, значит, «пип-пип-пип» Маркони и «Лярго» Генделя должны вернуться к нам, воспользовавшись твоей коротенькой дорожкой, с промежутком в пять лет. Так что, даже если во Вселенной и существует этот путь напрямик и если радиосигналы, путешествуя в космосе, почему-то не затухают, все равно твое объяснение — явная нелепость и безумие.

— А я тебе и сам сказал, что безумие, — мрачно проговорил Пит. — Действительно, эти сигналы, совершив кругосветное космическое турне, должны были бы стать такими слабыми, что мы бы их и не заметили. А мы их слышим на всех волнах всех диапазонов, начиная с ультракоротких, и везде их мощность одинакова. При этом, как ты уже и сам заметил, за два часа мы перескочили через пять лет, что невозможно. Я же говорю, что все это чистое безумие.

— Но…

— Тс-с, — прошептал Пит.

Из динамика донесся слабый, но вполне различимый человеческий голос вперемешку с сигналами Морзе. Затем приглушенная музыка, с шипением и треском, но, бесспорно, исторгаемая смычком из скрипки. Играли «Лярго» Генделя.

Звуки вдруг взметнулись до самых высоких нот, пронзительный визг, раздирая барабанные перепонки, поднимался все выше и наконец исчез за пределами слышимости. Стало совсем тихо. Кто-то сказал:

— Выключите эту чертовщину.

Кто-то выключил, и на этот раз никто уже больше не стал включать.

— Я сам не могу этому поверить, — сказал Пит. — Все еще запутывается тем, что эти сигналы принимаются телевизорами, тогда как обычные радиоволны имеют другую частоту и телевизоры для них недоступны.

Пит растерянно покачал головой.

— Нет, Джордж, видно, все-таки надо искать другое объяснение. Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что я не прав.

Да, Пит Малвени не ошибался, он был не прав.

— Невероятно, — воскликнул мистер Оджилви. Он снял очки, свирепо насупил брови, снова водрузил очки на нос. Посмотрел сквозь них на листы бумаги с напечатанным текстом, которые держал перед собой в руках, и, презрительно фыркнув, бросил на стол. Листы упали веером на треугольную табличку с надписью:

— Невероятно, — повторил он.

Кейзи Блэр, его лучший репортер, выпустил колечко дыма и проткнул его указательным пальцем.

— Почему? — спросил он.

— Потому что… потому что невозможно.

— Сейчас три часа утра, — сказал невозмутимо Кейзи Блэр. — Помехи начались в десять вечера, и вот уже ни радио, ни телевидение не могут передать ни одной программы. Все главные радиовещательные и телевизионные станции мира прекратили работу по разным причинам: во-первых, жалко впустую тратить электроэнергию, во-вторых, и комитеты и министерства связи во всех странах обратились к радио- и телекомпаниям с просьбой уйти из эфира, чтобы легче было обнаружить источник помех. Поиски ведутся уже пять часов, используется новейшая аппаратура. И что же удалось найти?

— Невероятно! — опять воскликнул главный редактор.

— Невероятно, но другого объяснения нет. Гринвич, 23 часа по нью-йоркскому времени — я все время перевел на нью-йоркское, — пеленг показал движение помехи в сторону Майами, затем далее на север и около двух часов пополуночи на Ричмонд, штат Виргиния; Сан-Франциско, 23 часа, пеленг дает направление на Денвер, а три часа спустя на Таксон. В Южном полушарии из Кейптауна сообщают, что запеленгованы сигналы, двигающиеся от Буэнос-Айреса в сторону Монтевидео, который расположен на тысячу миль севернее. В Нью-Йорке в 23 часа были пойманы слабые сигналы, перемещающиеся в сторону Мадрида, но к двум часам Нью-Йорк совсем перестал их слышать, — Кейзи Блэр выпустил еще одно колечко дыма и продолжал: — Возможно, потому, что в Нью-Йорке применяют антенны, которые вращаются только в горизонтальной плоскости.

— Чушь!

— Мне больше нравится ваше «невероятно», мистер Оджилви. Невероятно — да, но не чушь. Мне делается не по себе, мороз по коже дерет. Но от фактов деваться некуда. Если в качестве направляющих взять касательные к Земле, а не дуги, проведенные на ее поверхности, то все они укажут одно направление. Я сам все это проделал с помощью глобуса и карты звездного неба. И оказалось, что точка эта лежит в созвездии Льва.

Блэр подался вперед и постучал указательным пальцем по первой странице статьи, которую только что принес редактору.

— Станции, находящиеся в околоземном пространстве прямо под созвездием Льва, вообще не принимают никаких сигналов, — продолжал Блэр. — Станции, расположенные по краю земного диска, как он виден в наибольшем удалении от этой точки, регистрируют самое большое количество сигналов. Послушайте, Оджилви, свяжитесь с астрономами, пусть они проверят мои расчеты. Но поторапливайтесь, не то рискуете очень скоро прочитать обо всем этом в других газетах.

— А как же, Кейзи, слой Хэвисайда? Ведь он преграждает путь всем радиоволнам, отражая их обратно на Землю?

— Да, отражает, но, видно, где-то в нем имеется брешь. Или, может статься, слой этот непроницаем только для волн, идущих с Земли, и, наоборот, свободно пропускает волны из космоса. Ведь слой Хэвисайда все-таки не монолитная стена.

— Но…

— Я согласен, это невероятно, но факты упрямая вещь. А до выпуска номера остался всего один час. Я вам советую немедленно отослать статью в набор. А пока ее набирают, проконсультируйтесь с астрономами. К тому же надо выяснить еще один момент.

— Какой?

— У меня под рукой не было справочника, чтобы проверить на сегодняшнюю ночь расположение планет. Созвездие Льва находится сейчас в плоскости эклиптики. Между нами и этим созвездием может оказаться на прямой какая-нибудь планета. Марс, например.

Мистер Оджилви на миг оживился, но глаза его тут же снова потухли.

— Если вы ошибаетесь, Блэр, — сказал он, — мы станем посмешищем в глазах всего мира.

— А если не ошибаюсь?

Главный редактор поднял телефонную трубку и коротко отдал распоряжение.

6 апреля утренний (шестичасовой) выпуск «Нью-Йорк морнинг мессенджер» вышел под следующей шапкой:

Все радио- и телепередачи были прекращены.

С утра акции радио- и телекомпаний стали стремительно падать. К полудню цена их немного поднялась благодаря обычному дневному оживлению спроса.

Реакция публики была двоякой: за приемниками, особенно портативными и настольными, были буквально драки. Телевизоры же перестали покупаться совсем. Поскольку телепередач не было, на экранах не было никакого изображения, даже расплывчатого, а по звуковому каналу шла все та же чертовщина, что, как объяснил Пит Малвени Джорджу Бейли, ни в какие ворота не лезло: ведь звуковой контур телевизора не мог принимать радиоволны.