Константин Соловьёв - ГНИЛЬ

Чандрама стиснул зубы.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Чтобы ты понял, — Маан наклонился над столом, внимательно глядя собеседнику в лицо, — И дал мне то, что я прошу.

— Хорошо. Дьявол с тобой!

Чандрама распахнул тумбу своего стола и стал рыться там, извлекая бумажные папки разных цветов и размеров. Будучи старомоден и в этом, он предпочитал хранить истории болезни в традиционном виде, не доверяя их инфо-терминалу.

— Напомни мне, что ты ищешь, — сказал он уже ровным голосом.

— Мне нужны все случаи неизлечимо или очень серьезно больных пациентов, которые внезапно отказались от медицинской помощи.

— Не думаю, что у меня много таких.

— Я не гонюсь за количеством. И это, как ты понимаешь, не прихоть или фантазия. На второй стадии Гниль начинает серьезно видоизменять тело случайным образом. Вырастают щупальца, глаза, ребра… Черт, да что угодно! Очень интенсивный рост всех тканей, до костных включительно. Но первым делом Гниль подлатывает свое новое тело. Каждый раз, присваивая себе очередное, она заботится о том, чтобы оно прослужило ей долго и верно. Так люди, переезжая в новую квартиру, первым делом устраивают там ремонт. Внезапное излечение раньше считали чудом, теперь же это признак Гнильца, и признак весьма существенный.

— Не могу с этим согласиться. Если неизлечимо больной человек отказывается от врача, это может означать только то, что он отказался от борьбы. Возможно, у него не осталось сил, а возможно — в его случае все усилия тщетны. Поверь мне, я неоднократно видел и такое.

— Предпочитаю проверять, — лаконично отозвался Маан, — Чаще всего действительно оказывается, что эти люди просто устали бороться за собственную жизнь… Что ж, не мне их судить. Но иногда оказывается, что они уже и не совсем люди…

— А значит, с ними можно поступать как вздумается? Хватать на улице без обвинений и арестов, резать в лабораториях как кроликов, а то и просто расстреливать при желании?

— С каких пор тебя стали волновать Гнильцы? Это не люди. Это отвратительное жалкое подобие того, что было когда-то человеком, которое оскверняет даже воздух, которым дышит. Нельзя позволять себе жалости, Чандрама. Ты ведь не жалеешь раковую опухоль, которую вырезаешь, и не беспокоишься о бактериях, которые уничтожаешь миллионами. Гниль — это болезнь, и с ее проявлениями я поступаю соответственно.

— Когда ты так говоришь… — Чандрама вдруг осекся, — Ладно, неважно.

Он с преувеличенным вниманием принялся изучать свои папки. Но по блеску его глаз Маан догадался, какими были непроизнесенные слова.

— Закончи.

— А?

— Ты сказал: «Когда ты так говоришь». Что дальше? Что происходит, когда я так говорю?

Чандрама отвел глаза.

— Пустое. Не обращай внимания.

— Ты ведь хотел сказать что-то обо мне, да? Что-нибудь про то, что я сам отчасти Гнилец? И какое у меня есть право судить тех, от которого я физиологически не очень и отличаюсь?

— Прекрати. Ничего такого я не хотел говорить.

— У меня нулевая стадия Синдрома Лунарэ. Как и у всех остальных инспекторов Контроля. Купированная нулевая. Ты ведь про это хотел сказать?

— Я прекрасно об этом знаю, — немного раздраженно сказал Чандрама, — Как и все прочие врачи на планете. Маленькие тайны Контроля известны и за его пределами, если ты помнишь. Но я никогда бы не позволил себе сказать что-то подобное…

Судя по выражению его глаз, так оно и было. Маан испытал укол стыда. У него не было никаких оснований попрекать Чандрама.

— Прости, — сказал он извиняющимся тоном, — Я глупость сказал, конечно. Просто некоторые… Сам знаешь.

— Некоторые из посвященных в тайны мадридского двора, презирают инспекторов Контроля, я знаю. Я к ним не отношусь.

— Всем инспекторам прививают Гниль искусственно, это необходимое условие для вступления в должность. Нулевая стадия. Никаких проявлений, никаких симптомов, никакого воздействия на организм. Просто инфицирование, — Маан с отвращение прокатил по языку угловатое и колючее слово «инфицирование», — С последующим купированием. Но это не делает меня или кого-нибудь из наших ребят Гнильцом.

— Не кипятись, вся эта процедура мне прекрасно известна. И у меня даже в мыслях не было напоминать тебе об этом. Я знаю, что для многих инспекторов это… м-мм… не самая любимая тема для разговоров.

— Да, вряд ли кто-то любит болтать на эту тему.

— С точки зрения медицины, в этом нет ничего страшного. Полвека назад людям прививали оспу схожим методом, по сути, давали болезни локально инфицировать организм чтобы тот выработал меры для противодействия, и в дальнейшем не испытывал риска заболеть полноценно. Человек, инфицированный Гнилью, но излеченный на нулевой, как вы ее называете, стадии, никогда не заболеет вновь. Эффективный механизм вакцинации, что уж сказать…

Маан посмотрел на него с благодарностью. Иногда Чандрама мог быть язвителен, но он никогда не переступал некую незримую черту. Ту черту, которая разделяет человека и человека с удостоверением инспектора Санитарного Контроля. В любом случае, Маан не стал продолжать этот разговор.

— Вот он, — Чандрама наконец отделил одну из папок от прочих, положил ее на стол. Обычная картонная папка, разве что много толще остальных, — Думаю, кроме него тебя вряд ли кто-то заинтересует.

— Диагноз?

— Аденокарцинома.

— Ты ведь не думаешь, будто что-то объяснил мне этим словом?

— Для человека, работающего на Санитарный Контроль, ты совершенно не разбираешься в медицине.

— Я оперативный работник, а не медик. Что это значит?

— Рак желудка.

— Неоперабелен?

— Уже нет. Четыре месяца назад я диагностировал четвертую, последнюю, стадию рака. Картина… весьма безнадежна. Терапия не дала результатов, через неделю или две он отказался от лечения.

— Отказался уже после того, как узнал, что лечение подобной болезни частично оплачивается государством лишь с сорокового социального класса?

— Перестань, — Чандрама погладил рукой папку, но открывать не стал, отодвинул ее в сторону, — Кстати, у него тридцать восьмой. И, кажется, были собственные накопления. В любом случае, он отказался от лечения и ушел. И я позволю себе заметить еще раз — так поступает достаточно много людей… Я имею в виду — в его положении. Я, видишь ли, врач, у меня со смертью отношения, можно сказать, доверительные…

«У меня тоже», — мысленно сказал Маан.

— …когда человек узнает дату своей смерти плюс-минус несколько дней, он может испытать самые разные ощущения. Кто-то впадает в депрессию, кто-то только с опозданием понимает ситуацию, а кто-то реагирует почти безразлично. На этой планете живут разные люди. И если человек вместо того чтобы провести последние дни своей жизни под капельницей в медицинском боксе, предпочел вернуться домой и закончить свои дела — я в последнюю очередь заподозрю здесь Гниль.