Леви Тидхар - Юная Венера (сборник)

– Откуда ты это знаешь? – спросила Лэрэми.

– Д-дью, Д-джу, Джулия. Я знаю то, что знала Джулия. Знает. То, что в ее мозге. – Он медленно кивнул. – Было в ее мозге, когда она присоединилась ко мне.

– Ты съел ее? – спросил я. – Сожрал ее мозг? Господи!

– Нет, нет! – Он отрицательно покачал головой, разбрызгивая слюну. – Потому что… «Потому что» это сложно. Сама.

– Ты говоришь загадками. – Я крепче сжал оружие.

– Погоди, – сказала Лэрэми. – Ты говоришь «потому что», имея в виду причинность? Ты хочешь сказать, что причину непросто объяснить?

– Да. – Взгляд зверя остановился на ней. – Причина не простая. Она во мне. Когда Джулия умерла, она стала частью здесь. Часть Венеры. И поэтому часть меня. Она будет всегда. – Он взглянул на меня огромными голубыми глазами. – Все. Каждый червь, каждый микроб, умерший когда-либо на Венере, становится частью Венеры навсегда. Думаю, это не похоже на Марс и Землю.

Я услышал шаги за спиной и обернулся.

Это была Джулия, моя Джулия. Голая, целая и невредимая. А рядом с ней Глория. Тоже голая, с абсолютно здоровой ногой.

– Здесь смерть не такая, как там, милый, – сказала Джулия, пожав плечами. – Здесь она не навсегда.

Ее слова – последнее, что я услышал, прежде чем потерять сознание.

Научное объяснение этому до сих пор, мягко говоря, туманно. Если это вообше научно. Венерианец, которого я пытался убить, за века своей жизни «умирал» сотни раз. На Венере умирают по-настоящему, только если происходит настоящая катастрофа вроде гибели в пожаре. В любом другом случае происходит процесс омолаживания путем той ужасной трансформации, которую мы наблюдали с телом Джулии. Выражение «корм для червей» означает здесь совсем не то, что на Земле.

На Венере многое происходит не так, как на Земле. Астрономия, биология, космология – азы, с которых начинается знание. Если планеты могут быть разумны, то что первично, разум или планеты? Скорее всего и то и другое.

Это было больше, чем просто экзистенциальная головоломка.

Сильнее всего Джулия страдала оттого, что карьера ее резко изменилась: ученый-исследователь стал подопытным кроликом. Или, возможно, возник новый тип ученого.

Как обнаружили исследователи, она потеряла только часть долгосрочной памяти. Она могла делать сложные вычисления из высшей математики, но таблицу умножения и деление в столбик пришлось осваивать заново.

Мы провели много часов, припоминая, что же было между нами несколько лет назад. Сначала я помогал ей восстановить старые воспоминания. А потом мы начали формировать новые, только на этот раз совместные.

Так что теперь я живу с женщиной, которая формально не является человеком. Но это не помешало нам создать пару экземпляров нового вида.

И со своей ролью они пока что отлично справляются.

В ниманию читателя предлагается драматическая история о том, как человек, потерявший все, что имел на Венере, возвращается на планету, причем это едва не стоило ему жизни, к женщине, одновременно являвшейся причиной его несчастья и давшей ему силы закончить дело…

Стивен Лей является автором серии «Новый Эдем», в которую входят рассказы «Медленное падение», «Танец ведьмы» и «Молчание камня». Он также автор серии «Миктлан», в которую входят «Объятия темной воды» и «Говорящие камни», а также он написал шесть романов, включенных в серию «Миры Рэя Брэдбери», некоторые из них в соавторстве с Джоном Милером, например «Мир динозавров», «Планета динозавров», «Боевые динозавры» и «Завоевания динозавров». Его самостоятельные романы включают в себя «Кости бога», «Кристаллическую память», «Леса» и «Цирк Абрахаса Марвела»; он также внес свой вклад в серии «Дикие карты» и «Город роботов Айзека Азимова» под псевдонимами С.Л. Фаррел и Мэтью Фаррел. Его короткие рассказы объединены в сборники «Каменный дождь» и «Гобелен из двенадцати рассказов». Последний его роман «Падение Ассасинов» включен в серию «Новый Эдем». Лей живет с семьей в Цинциннати, Огайо.

Возьмите небольшой камень, бросьте во вращающийся цилиндр, добавьте абразива. Беспорядочно встряхивайте в течение нескольких дней, пока песок не обтешет грубые края и не закруглит грани. В конечном итоге из сурового булыжника выйдет камень, преобразившийся, округлившийся, мерцающий и полированный, как расплавленное стекло, проявив все свои цвета и жилки…

Когда-то в детстве родители подарили мне набор для обработки камня. Я быстро справился с предлагаемыми в комплекте галечками, довольный тем, что выходило из моего громыхающего цилиндра, но утомительные, длинные часы, затрачиваемые на достижение результата, мне наскучили. Подобно большинству детей моего возраста, я предпочитал быстрые удовольствия. Я бы, конечно, поставил набор для полировки в угол, как и все другие игрушки, получаемые мной каждый месяц, если бы однажды вечером в мою комнату не зашла бабушка.

– Вот, Томио, – сказала она, протягивая мне обычный темно-серый булыжник. – Отшлифуй его для меня.

– Конечно, бабушка, – ответил я. Все мы привыкли повиноваться жестким требованиям Норкон, установившей в нашем доме матриархат и привыкшей к беспрекословному послушанию. Я подбросил камушек на ладони. В нем не было ничего особенного, мой глаз никогда бы на нем не остановился. Просто кусок гранита. – Почему бы тебе не попросить у садовника опал, бабушка? – предложил я, не желая разочаровывать ее, когда камень после шлифовки, как я был уверен, окажется посредственным. – Он выглядел бы намного лучше.

Она фыркнула, взяла у меня камушек и подняла его на ладони. Я помню ее пальцы, тонкие и морщинистые, с опухшими и скованными артритом суставами, который прогрессировал с годами.

– Видно, ты не знаешь, что это, – сказала она мне.

– Гранит, – ответил я. – Его кругом как грязи.

Она отрицательно покачала головой.

– Это Акико. Моя бабушка.

Я наморщил лоб.

– Я не понимаю, бабушка.

– Я вижу, – вздохнула бабушка Эвако и присела на кровать, вертя камушек в лучах полуденного солнца, проникающих сквозь окно. – У Акико был прекрасный сад на нашей вилле в Чинча Альта. Я там выросла и часто заходила к ней. В мое последнее посещение, как раз перед ее смертью, она взяла этот камень из сада – обычный камушек, ничем не лучше других. И все же… каждый раз, когда я смотрю на него, я вижу Акико и тот сад. Пока этот камень остается у меня, я не забуду ее. – До этого момента бабушка стояла, обернувшись к свету, теперь она оглянулась и уставилась на меня взглядом твердым, как края гранита. – Как же он может быть не самым красивым, если он хранит истину и воспоминания?

Больше она мне ничего не сказала, просто положила камень на покрывало и вышла из комнаты, зная, что я сделаю то, что она просила. И конечно же, я выполнил ее просьбу. Пришлось потратить несколько дней, чтобы камень засверкал, а все острые грани стерлись и закруглились. Когда, наконец, я вытащил его из цилиндра, завораживающий водоворот цветов прокатился по моей ладони, и я вертел его и так и сяк, удивляясь сложности игры красок и оттенков.