Григорий Адамов - Тайна двух океанов (Изд. 1941 г.)

Заботливый зоолог так старательно сделал Павлику перевязку на голове, больше всего пострадавшей при столкновении с меч-рыбой, что из-под бинтов виднелись только нос, рот, глаза и одно ухо.

— Ну вот, — погладил зоолог свою замечательную бороду, завязав последний узел на темени пациента. — Собственно, если делать все по правилам, то следовало бы тебя, бичо, положить здесь на койку денька на два. Разве тебе плохо было бы тут? Но ты же не улежишь! — с огорчением добавил он.

Огорчение врача-зоолога было вполне понятно. Госпиталь подводной лодки, где происходил этот разговор, производил прекрасное впечатление идеальной чистотой, обилием мягкого света и пустотой своих трех коек, сверкавших белизной белья. После спасения со льдины Павлик пролежал на койке этого госпиталя несколько суток и лишь сегодня утром, после двухдневной тренировки, покинул ее для первой небольшой прогулки под водой. Сейчас он не обнаруживал абсолютно никакого желания вернуться на койку. Робкая попытка зоолога уложить его встретила дружный протест Павлика и Марата, игравшего до этого момента роль ассистента в клинике.

— Да что вы, Арсен Давидович! — вскричали они в один голос.

— Я совсем здоров и прекрасно себя чувствую, — добавил Павлик.

— Ну ладно, ладно! Иди обедать, а потом непременно поспи. Сегодня никуда больше не выходи. А после сна приходи ко мне в лабораторию, биологическую.

Положение всеобщего любимца при многих приятных сторонах имеет, однако, немало и отрицательных.

С тех пор как Павлик был спасен при столь трагических обстоятельствах, экипаж подводной лодки сосредоточил на нем весь запас нерастрачиваемой отцовской любви, неутомимой жажды покровительства слабому, такой характерной для сильных, мужественных людей. Это было очень приятно, однако требовало проявления и ответных чувств. Но взрослых было много — двадцать семь человек, а Павлик один. И единственное, чем он мог отблагодарить двадцать семь своих новых друзей, было внимание и интерес к тому, что они рассказывали ему. А так как все они были отчаянными энтузиастами своего чудесного корабля, бесконечно влюбленными в него и в свою работу на нем, то все разговоры в столовой, в красном уголке, в кают-компании сводились к лодке, к ее замечательным качествам, к ее неизмеримому превосходству над другими подводными лодками, которые не имели здесь другого имени, кроме «лягушек».

Но если все на «Пионере» были энтузиастами, то Марат Моисеевич Бронштейн, электрик второго разряда, двадцати лет от роду, которого, впрочем, никто иначе не звал, как просто Марат, непрерывно горел в незатухающем пламени любви к удивительному судну. Надо при этом отметить, что в постройке лодки он принимал участие, работая по телефонизации скафандров. Он положительно бредил лодкой, и говорить о ней было для него величайшим наслаждением. Не следует поэтому удивляться, что именно он раньше всех и горячее всех начал знакомить Павлика со всеми особенностями и достоинствами этого замечательного создания советской техники. Еще больше разгоралась у Марата охота к этому потому, что, как это ни странно для советского мальчика, Павлик почти ничего не знал об устройстве не только «Пионера», но и каких бы то ни было подводных лодок вообще.

Они вместе вышли из госпитального отсека в узкий коридор и, обойдя центральный пост, пошли мимо диспетчерских кают главного механика, главного электрика, начальника акустической части, потом мимо кают командного состава и команды. Стены коридора были отделаны дорогим лакированным деревом. По потолку проходили толстые и тонкие трубы, окрашенные в различные цвета. На полу, скрадывая шум шагов, тянулась каучуковая дорожка. Через каждые пять метров коридор разделялся водонепроницаемой переборкой с небольшой дверью, а в полу время от времени встречались круглые люковые отверстия со спускающимися вниз металлическими лестницами. Через эти отверстия видны были внизу медь, стекло и сталь различных машин и приборов, заснувших в неподвижности или тихо жужжавших в деятельной работе под бдительным надзором контрольных аппаратов.

— Как в гостинице! Светло, чисто, красиво, — сказал Павлик Марату, тихонько проводя на ходу пальцем по лакированным стенкам коридора.

— Ты этого нигде, ни на одной подлодке не увидишь, только у нас, — с обычной гордостью за своего «Пионера» сказал Марат. — Здесь почти половина лодки отведена экипажу для жилья. На других подлодках каждый лишний кубометр отдается или нефти, чтобы можно было еще лишний километр проплыть, или торпедам, чтобы произвести еще один выстрел по врагу, или аккумуляторам, чтобы было немного больше электроэнергии для подводного плавания. О людях там приходится думать в последнюю очередь.

— А «Пионеру» разве не нужны ни нефть, ни электричество, ни торпеды?

— «Пионер» знает только одну энергию — электричество, — ответил Марат, — и он его может добыть сколько угодно везде, в любом пункте океана. Обыкновенные «лягушки» в своих аккумуляторах могут запасти электроэнергии для плавания под водой только на двадцать-тридцать часов, а потом они должны всплывать на поверхность, открывать люки и запускать свои дизели. Дизели вращают винты и динамо-машины. Винты двигают подлодку, а динамомашины вырабатывают электрическую энергию, которой опять заряжаются аккумуляторы для подводного плавания.

В самом конце коридора находилась столовая — просторная каюта со сводчатым потолком, уставленная небольшими столиками и красивыми вращающимися креслами, привинченными к полу вокруг них. Каждый столик стоял на одной толстой круглой тумбе и был накрыт скатертью с круглым вырезом в центре. В вырезах поблескивал черный лак, а кругом на скатертях были расставлены обеденные приборы, хлеб на тарелочках, поставцы. Каюта была залита мягким светом ламп из матовых полушарий, вделанных в потолок. Ее стены были украшены портретами вождей страны, Красной армии и флота, несколькими картинами с морскими пейзажами и сценками из жизни морского флота, статуэтками, прочно прикрепленными к полочкам и постаментам, небольшими аквариумами с плавающими в них тропическими рыбками. К столику Павлика и Марата присел Цой. Был час обеда, и в столовую входили всё новые и новые люди. Каждый из них, заметив Павлика, окликал его, ласково заговаривая с ним и расспрашивая о здоровье и самочувствии.

Чуть не задевая головой за матовые полушария в потолке, к Павлику, Марату и Цою подошел Скворешня и занял место возле них.

При его появлении с разных сторон посыпались шутки:

— Андрей, что это ты вздумал играть с акулой?

— Да нет же, он хотел ее притащить сюда и пустить в аквариум…