Джек Вэнс - Месть

- У меня такое впечатление, что вы очень серьезно его опасаетесь.

- Как и вы тоже.

- На то существуют очень веские причины. Он у нас здесь как кость в горле. Честно говоря, у нас уже был хотя и небольшой, но крайне неприятный инцидент, в котором оказался замешан Ленс Ларк. Он, разумеется, дарсаец до мозга костей и рейчпол в придачу. Вам знакомо это слово?

- Оно означает "изгой".

- Нечто в этом духе. Дарсайцы в торжественной обстановке отрезали у преступника одно ухо.

- Я отрезал другое, - скромно произнес Герсен. Жердин неожиданно вздрогнула.

- Что вы сказали?

- За какое преступление Ленсу Ларку пришлось поплатиться ухом?

Жердин вздернула подбородок и сомкнула губы, всем своим видом показывая, что для воспитанной метленской девушки совершенное Ленсом Ларком преступление таково, что не передается словами и вообще невообразимо.

- Подробности мне не известны. [Небезынтересно отметить, что преступлением, повлекшим за собой изгнание Ленса Ларка из "Сени Бугольд", была кража воздухоохладителя с трупа человека, который в нетрезвом состоянии свалился на ядовитный кактус Преступление было расценено как довольно мерзкое, но не самое ужасное Хуссе Бугольд, как тогда называли Ленса Ларка, поплатился за него потерей ушной мочки и позором изгнания из родной сени

В этой связи нелишне обратить внимание на то, что Жердин Ченсет, не располагая точными сведениями о характере греха, совершенного Хуссе Бугольдом, бессознательно приписала ему прегрешение, расцениваемое метленцами как самое страшное, то есть ненормальное сексуальное поведение, как само собой разумеющийся грех, водящийся за дарсайцами] А вот вы так до сих пор мне ничего и не сказали.

Герсен поднял бокал и, прищурившись, стал пристально смотреть сквозь грани хрусталя.

- Действительно, с представителем "Ченсет-банка" я немногословен и уклончив. Кому-нибудь другому, кто мне понравится, кто заденет за струны моей души, пленит меня своим обаянием, я мог бы рассказать об очень и очень многом.

Жердин снова вздернула подбородок.

- Вы, безусловно, дерзки и не в меру развязны. - В голосе ее Герсен, однако, не отметил ни прежней безапелляционности, ни язвительных интонаций. Затем, подумав немного, девушка добавила. - Я, пожалуй, совершенно правильно поступила, пожаловавшись на вас сегодня несколькими часами ранее.

- Вы совершенно неправильно истолковали выражение на моем лице. Я оторвал взор от письма, содержание которого меня развеселило, и вдруг увидел вас, но у меня даже в мыслях не было "бесстыдно разглядывать", ни тем более "плотоядно ухмыляться". А затем я увидел вывеску "Ченсет-банка" и зашел туда, чтобы переговорить о покупке акций, но был сразу же оттуда выдворен.

Выражение оскорбленного достоинства теперь уже почти сошло с лица девушки.

- Ну, а что вы в таком случае скажете насчет "Диндар-Хауза"? Вы ведь именно из-за меня туда последовали?

- Да как же такое возможно? Я побывал там еще до того, как впервые вас увидел.

- Ну... Может быть. Но даже и сейчас во всех ваших высказываниях можно заметить чисто личные ощущения и оценки.

- Ничего не могу с собою поделать - мне действительно очень приятно глядеть на вас и беседовать с вами.

- Пожалуйста, больше не утруждайте себя комплиментами. - Жердин решительно поднялась. - Вы действительно очень странный человек. Никак не могу решить, как быть с вами.

Герсен тоже поднялся из-за стола.

- При более близком знакомстве вы, возможно, станете ко мне относиться не столь скептически.

- У нашего знакомства нет будущего. Если вы перейдете дорогу Ленсу Ларку, он велит вас убить.

- Он пока что еще не догадывается об мне. У меня еще есть время.

- Вряд ли. Я возвращаюсь на Метлен сразу же после динклтаунского хадавла. Удастся ли вам сохранить жизнь до этого времени?

- Очень надеюсь. Увижу ли я вас до вашего отъезда?

- Не знаю.

Жердин вернулась к друзьям, которые все это время скрытно за нею наблюдали и сразу же забросали вопросами. Жердин отвечала на них рассеянно. Вскоре вся группа удалилась в сторону гостиницы "Сферинда".

* * *

Кора опустилась совсем низко на бледно-голубом небосводе Дарсая, затрепетала на линии горизонта, покраснела и сплющилась, затем быстро исчезла, оставив лимонно-желтое послесвечение. Вытянувшиеся в несколько рядов на сотни миль к северу и югу перистые облака стали пунцовыми, затем пурпурными, затем исчезли. С наступлением темноты воздух в пустыне быстро охлаждался. Водяные завесы Сержеуза пошли на убыль, и вскоре лишь случайные капли падали с краев огромных зонтиков, зато без всяких помех между куполами стал гулять легкий вечерний бриз. Как только прекратился шум падающей с большой высоты воды, в странную тишину погрузился Сержеуз, а дарсайцы в белых одеяниях превратились в загадочные существа из легенды.

Одним из таких существ во всем белом стал и Герсен. В руке он нес матерчатую сумку, внутри которой содержались предметы, которые можно было бы посчитать орудиями его ремесла. Когда он переходил из "Центральной Сени" в "Сень Скесела", территория которой была куда более скудно освещена, ему подумалось, что окажись с ним сейчас Жердин Ченсет и узнай она, каково его снаряжение, она посчитала бы его даже более, чем странным.

Но все ж таки лучше то, что сейчас Жердин не здесь, отметил про себя Герсен, что сейчас она, скорее всего, в полной безопасности, в изысканной обстановке гостиницы "Сферинда". Но еще лучше было бы, если б ему удалось навсегда позабыть о ней. Сколь бы ни был высок полет его фантазии, никогда она не смогла бы стать частью его жизни, наполненной риском, грустный конец которой она сама же и предсказала. Мысль об этом повергла его в глубокую печаль, но одновременно с этим и настроила его на то, чтобы проявить высочайший уровень профессионального мастерства. К "Диндар-Хаузу" он подошел предельно собранный, как вышедший на охоту хищник, мобилизовав все свои способности и бдительно следя за всем, что его окружает.

В тени киоска, где днем продавалась всякая всячина, он приостановился. Хозяйка киоска ушла домой, оставив весь свой товар и блюдце для монет к услугам каждого, кому могло что-нибудь понадобиться из того, что продавалось в киоске.

Прошло пять минут. Ни в одном из окон "Диндар-Хауза" не горел свет, включены были только три фонаря на шпилях, венчавших три самых высоких купола. В ночной тишине даже очень отдаленные звуки прослушивались четко, как негромкие голоса в телефонной трубке. Откуда-то издалека донесся пронзительный крик и тут же стих, затем где-то поближе зазвучала монотонная дарсайская музыка: завывание труб под лишенный всякого ритма рокот ударных инструментов и струнных аккордов. Эти звуки только сильнее подчеркивали тишину, стоявшую вблизи "Диндар-Хауза".