Филип Дик - В ожидании прошлого

«Может, это первый признак приближающейся старости, — мелькнуло у Эрика. — В мои тридцать четыре года!»

Филлида подождала его на лестнице.

— А закрутите со мной роман, доктор, — предложила она.

Эрика бросило в жар от столь откровенного предложения. Он разом почувствовал страх, возбуждение, надежду, наконец, и вместе с тем — полную безнадежность своего положения. И ответил, пытаясь спрятаться за комплиментом:

— У вас, наверное, самые идеальные зубы, когда-либо принадлежавшие человеческому существу.

— Я жду ответа.

— Я... — Эрик тянул время, лихорадочно пытаясь что-нибудь придумать. Можно ли подобрать подходящие слова? Но именно словами все только и выражается. То, чего нельзя выразить словами, невыразимо вообще и, стало быть, просто не существует. Доктор сгорал под взором беспощадных женских глаз.

— Вам ведь самому хочется, — продолжала Филлида.

Как уклониться от этого проницательного женского взгляда, пронзающего его озлобленную, скрывающуюся в потемках душонку?. Да, Эрик был для нее как на ладони, она, можно сказать, вращала доктора на языке, точно конфету во рту. Пригвождала к месту каждым словом. Черт бы ее побрал! Филлида все рассчитала верно: Эрик ненавидел ее и страстно хотел лечь с ней в постель. Она свободно читала на его лице своими проклятыми глазами, которыми не должна обладать ни одна смертная женщина.

— Иначе влипните в еще более крупные неприятности, — пообещала Филлида.

— Один шанс из миллиарда возможностей, что мне удастся сбежать от самого себя, — хрипло выдавил Эрик. Он неловко рассмеялся, пытаясь скрыть смущение. — Скажите, разве вы сами не чувствуете, как это глупо? Сколько мы еще будем торчать на дурацких ступеньках из тысяча девятьсот тридцать пятого года? Да и какая вам до меня, простите, забота?

Они двинулись дальше, и хотя Эрик шел сзади, он чувствовал себя так, будто отступает — наступала она.

Так они достигли второго этажа.

Какая ей забота — и так понятно. Завести еще одну безотказную игрушку, чтобы потом выбросить ее из жизни. «Нет, не поддамся».

Двери в шикарную гостиную Вергилия была распахнуты. Хозяин уже проследовал туда к неведомому гостю. Остальные немного отстали, пропуская вперед главу клана, за ним родню на руководящих постах в порядке номенклатуры и очередности.

Последним вошел Эрик — и сразу увидел гостя Вергилия.

Да, чтобы посмотреть на это зрелище, стоило проделать путь до Марса!

Откинувшись в кресле, с пустым безвольным лицом, выпятив смуглые итальянские губы, сидел Джино Молинари, высшее должностное лицо на Земле, глава объединенной планетной культуры и главнокомандующий вооруженными силами.

С ширинкой нараспашку.

В обеденный перерыв Брюс Химмель, инженер по контролю за качеством в ТИФФе, оставил пост и резво заспешил по улицам Тихуаны к дешевому ресторанчику под названием «Ксантус». Невысокое деревянное строение, ютившееся меж магазинами бакалеи и галантереи, привлекало многих клерков вроде Химмеля в возрасте до тридцати. Тех, кто пока не нашел места в жизни и перебивался малым. Молчальника Химмеля здесь никто не трогал, и его это полностью устраивало. Собственно, все, что требовалось ему от жизни — чтобы его оставили в покое. И жизнь, надо сказать, охотно шла Химмелю навстречу.

Забившись в угол и зачерпывая ложкой слипшийся гуляш, заправленный томатом и перцем, Брюс вдруг краем глаза заметил направлявшегося в его сторону молодого человека со всклокоченными волосами, в кожаной куртке и перчатках. По внешнему виду этого типа можно было отнести к совершенной иному веку или даже эре.

Это был Христиан Плавт, водитель древнего турботакси. Десять лет он пропадал в Южной Калифорнии из-за трений с полицией Лос-Анджелеса по поводу мелкой торговли капстеном — наркотиком, который синтезировался из паразитарного пластинчатого гриба. Химмель был едва знаком с Плавтом, благодаря тому, что тот увлекался даосизмом.

— Салве, амикус, — торжественно произнес Плавт, усаживаясь рядом. — Что значит: приветствую, дружище.

— Взаимно, — пробубнил Химмель с набитым ртом. — Что новенького?

Он вовсе не имел желания общаться. Но Плавт всегда был в курсе последних событий; курсируя весь день по Тихуане на своем турбинном драндулете, он успевал узнать все и не пропустить ни одного мало-мальски значимого события. Если в мире появлялось что-то новое, Крис Плавт уже находился рядом, умудряясь извлечь из происшедшего выгоду. Это был человек-справочник, через которого можно было достать все, что угодно.

— Слушай сюда, — заговорщически навис он над столом, скорчив желтым мексиканским лицом серьезную гримасу. — Вот это видал?

На стол выкатилась капсула — и тут же исчезла под ладонью Плавта.

— Ну, — отвечал Химмель, продолжая ковыряться в тарелке.

Изогнувшись над собеседником, Плавт вещал страшным шепотом.

— Знаешь, что это?

— Нет.

— Настоящий JJ-180!

— Что еще за фигня? — осведомился Химмель, ощущая смутное беспокойство. Он вдруг пожалел, что выбрал для обеда «Ксантус», а не другое место. Больше всего на свете ему захотелось, чтобы Плавт как можно скорее от него отвязался и поискал удачи на стороне.

— JJ-180 — это немецкое название препарата, который продается в Южной Америке под именем фрогедадрина, — почти беззвучно прошептал Плавт. — Он был синтезирован в одной немецкой фармацевтической фирме, и распространятся через одну аптеку в Аргентине. В США его провезти невозможно, на самом деле его и в Мексику трудно доставить, уж поверь мне.

Он ухмыльнулся, показав желтые от жевательного табака зубы с почерневшими пеньками. Язык у него был покрыт странным налетом неземного происхождения.

Химмель постарался смотреть мимо старого знакомого.

— Не знаю как в Мексике, а здесь, в Тихуане, по-моему, можно достать любую дурь, — пробормотал он.

— А я о чем? Я взял по случаю несколько баллонов этого фрогедадрина.

— Ну и?

— Не хочешь испытать?

— А ты сам уже пробовал? — недоверчиво посмотрел Химмель.

— Сегодня вечером, — все так же заговорщически вещал Плавт. — Коллективный сеанс у меня дома. Пять капсул, одна из них твоя. Заметано?

— Что за дурь хоть? Какое у нее действие?

— Психоделическое, — Плавт, сотрясаемый внутренним порывом, принялся раскачиваться на стуле. — Настоящий галлюциноген. Но не только, — он несколько раз тряхнул головой и вожделенно присвистнул. Затем закатил глаза и радостно оскалился.

Химмель подождал, пока закончится демонстрация чувств.

— Действие зависит не от дозы, а от типа личности. То, что Кант называл «категорией восприятия». Улавливаешь?

— То есть индивидуальное ощущение времени и пространства, — Химмель читал «Критику чистого разума». Это была одна из его любимых книг: в ней все соответствовало его образу мыслей. У него даже хранился отксерокопированный том «Критики», исчерканный пометками на полях.