Филип Дик - В ожидании прошлого

Он вспомнил, как пошутил Джим Планк по поводу аварии, в которую попал Ричард Конгросян, и его отросших рук. Но у Конгросяна и так имеются руки — он просто способен, исполняя свою музыку, обходиться без их помощи. Без них он может добиваться большего количества нюансов тональной окраски, более четкого ритма и гармонии. Тем самым он обходится без каких-либо телесных компонентов — ум артиста непосредственно связан с клавиатурой.

Догадываются ли бредущие по этим разрушающимся улицам люди о том, кто живет среди них? Скорее всего, нет. По всей вероятности, Конгросян живет затворник затворником, замкнувшись в кругу семьи и не принимая никакого участия в жизни здешнего общества. Своего рода отшельник… Да и неудивительно. Ведь если местные жители узнают о Конгросяне, они сразу начнут относиться к нему подозрительно, поскольку, с одной стороны, он знаменитый артист, а с другой — психокинетик. И ему придется нести двойное бремя. Несомненно, встречаясь с этими людьми в обычной обстановке — например, делая покупки в местной бакалейной лавке, — он не пользуется своим даром и употребляет верхние конечности, как все простые смертные. Разве только у него смелости побольше, чем представляется Нату…

— Когда я стану всемирно известным артистом, — сказал Джим Планк, — первое, что я сделаю, это переберусь в такой вот болотистый рай, как этот. — Голос его просто сочился сарказмом. — Это будет мне прекрасной наградой.

— Да, — согласился Нат, — должно быть, совсем неплохо делать деньги на таланте.

Голос его прозвучал рассеянно — впереди появилась толпа, и все внимание Ната переключилось на нее. Транспаранты, флаги, демонстранты в форме… Тут он понял, что перед ним демонстрация политических экстремистов, так называемых «Сыновей Иова», неонацистов, которые в последнее время, как мыши, разбегались повсюду, даже здесь, в этом захудалом калифорнийском городишке.

Впрочем, есть ли лучшее место для «Сыновей Иова», чтобы показать себя? Эта запущенная местность была прямо-таки пропитана духом поражения; здесь живут те, кто потерпел неудачу на жизненном пути; это самое настоящее обиталище бефтов, не играющих никакой реальной роли в системе. А «Сыновья Иова», подобно нацистам прошлого века, питаются разочарованиями и утраченными надеждами. Именно такие тихие заводи, городишки, мимо которых прошло время, и были настоящей питательной средой для движения… Так что не стоит удивляться, видя такую картину.

Но ведь перед ним были не немцы. Перед ним были американцы!..

Эта мысль отрезвила Ната. Разве можно считать «Сыновей Иова» всего лишь порождением нескончаемого и неизменного психического расстройства немецкой ментальности? Нет, это было бы слишком просто. Ведь сейчас и здесь маршируют его, Ната, соотечественники. Он бы и сам мог оказаться в этих рядах, кабы потерял работу в ЭМЭ или страдал бы от какой-нибудь другой унизительной социальной несправедливости…

— Посмотрите-ка на них, — сказала Молли.

— Я как раз на них и смотрю, — ответил Нат.

— И думаешь: «Тут мог бы быть и я». Верно? Вообще-то, я сомневаюсь, чтобы у тебя хватило мужества публично высказывать свои убеждения. Я весьма сомневаюсь, что у тебя вообще есть хоть какие-то убеждения… Ой, смотрите! Здесь сам Гольц.

Она была права. Бертольд Гольц, вождь, находился сегодня здесь. Этот человек появлялся и исчезал совершенно непонятным образом — никогда нельзя было предугадать, где и когда он может объявиться.

Наверное, Гольц использовал принцип фон Лессингера. То есть путешествовал во времени.

«Это дало бы Гольцу, — подумал Нат, — немалое преимущество перед харизматическими лидерами прошлого, которое заключается в том, что он мог бы сделаться в некотором смысле бессмертным. Его нельзя убить общепринятым, тривиальным способом. И этим, наверное, объясняется факт, что правительству никак не удается уничтожить движение».

Кстати, интересно, почему это Николь допустила такое. А допустила она такое скорее всего потому, что вынуждена была допустить.

Технически Гольца, конечно, можно убить, но тогда в будущее отправится Гольц более раннего образца и заменит убитого. И Гольц будет жить, не старея и не меняясь внешне, и это принесет движению ни с чем не сравнимую пользу, потому что у него будет руководитель, который не пойдет по стопам Адольфа Гитлера, и у него не разовьется парез [28] Парез — неполный паралич. или другое ведущее к деградации личности заболевание.

Джим Планк, поглощенный разворачивающимся зрелищем, пробормотал:

— Красив, сукин сын, да?

На него, похоже, Гольц тоже произвел впечатление. Человек этот мог бы запросто сделать карьеру в кино или на телевидении. А еще больше ему бы подошла роль эстрадного конферансье. У Гольца, несомненно, был стиль. Высокий мужчина, со слегка затуманенным взором… Но чуть тяжеловат, Лак показалось Нату. На вид Гольцу было лет сорок пять, и стройность и мускулистость юноши уже не были ему присущи. Маршируя, он изрядно потел. В общем, никаких особенных физических качеств у этого человека не было, как не было в нем ничего призрачного и эфирного. Да и особой духовностью это волевое, мясистое лицо не отличалось…

Демонстранты повернули, голова колонны приблизилась к такси.

Машина остановилась.

— Он командует даже тачками, — язвительно заметила Молли. — По крайней мере, местными, — Она коротко рассмеялась, но в смехе ее прозвучала тревога.

— Нам бы лучше убраться с дороги, — сказал Джим Планк, — а то они просто промаршируют по нам, как колонна марсианских муравьев. — Он сунулся к пульту управления такси. — Черт бы побрал эту развалюху, она мертва, как могильная плита.

— Поражена ужасом в самое сердце, — съязвила Молли.

В первом ряду демонстрантов, в самом центре, шагал Гольц, держа в руках многоцветное, развевающееся по ветру знамя. Увидев их, он что-то прокричал. Нат ни слова не понял.

— Он советует нам убираться прочь, — сказала Молли. — Может, нам и вправду позабыть о записи Конгросяна и присоединиться к нему? Взять и вступить в его движение… Что ты там бормочешь, Нат? Вот твой шанс. Ты даже сможешь на законных основаниях заявить, что тебя к этому принудили. — Она отворила дверцу и легко спрыгнула на тротуар. — Я не намерена рисковать своей жизнью из-за сбоя в системах автомата двадцатилетней давности.

— Хайль, могущественный вождь! — коротко сказал Джим Планк и присоединился к Молли на тротуаре, не мешая двигаться демонстрантам, которые теперь, как единое целое, что-то гневно кричали и оживленно жестикулировали.

— А я остаюсь здесь, — сказал Нат, окруженный со всех сторон звукозаписывающим оборудованием.

Рука его механически легла на драгоценную систему «Ампек Ф-а2», он не намерен был оставлять ее на произвол судьбы даже перед угрозой встречи с самим Бертольдом Гольцем.