Пол Андерсон - Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]

Безмерная апатия захлестнула Сидира.

«Неужели я действительно приведу людей к Неизвестному Рунгу, который был выстроен так давно, что с тех пор изменилось даже небо? — Он расправил плечи. — Но удается же это северянам, нынешним моим врагам и охотникам за металлом тоже.»

От этих мыслей перед ним возник образ Донии. Он вспомнил, что она ждет его в своей каюте, и в нем проснулся внезапный жар. Он быстро отошел от поручня и большими шагами прошел вдоль по палубе, мимо бледно-желтого окна, к своей двери и распахнул ее.

Каюта была узкая и строгая, роскошной была только кровать, на которой, скрестив ноги и сложив руки под грудью, выпрямив спину и высоко подняв голову, сидела Дония. Несмотря на холод, на ней была только головная повязка, украшенная бусами, да еще висел свисток на шее. Лампа, висевшая на цепи, светила слабо, в воздухе стояла дымка, но женщина выделялась среди беспорядочных теней на фоне ползущей из углов темноты.

Сидир закрыл глаза. Пульс у него частил, но рассудок делал его твердым и сдержанным. Не спеши. Будь мягким. Не так, как прошлой ночью.

— Я, мм-м… сожалею, что освободился так поздно, — сказал он на арванетском. На туалетном столике лежала книга. Она много читала на арванетском, явно стараясь освоить его грамматику. У нее было время — экспедиция еле ползла вперед. Но свет в каюте был таким слабым…

Она много играла на лире, которую он сам отыскал для нее; по словам Донии, она напоминала ей арфу, на которой играли в Рогавики. Она наслаждалась жизнью, задавала вопросы всем и обо всем, роскошно ела и пила, играла в карты и кости, демонстрируя отличную реакцию и растущее мастерство, а иной раз, выпив бокал вина, пела песни своего народа. Один раз она танцевала на празднике, но это оказалось слишком возбуждающим зрелищем, и потом она танцевала только для него. И на этой постели… кроме последних двух-трех дней. Потом она загрустила, если можно так сказать. Она словно надела на себя маску, говорила только по необходимости, часами сидела неподвижно. На все вопросы Сидира она отвечала односложно, лишь бы он поскорее отвязался.

«Прошлой ночью она отказала мне. Стоило ли заставлять ее силой, как я это сделал? Она покорно стерпела меня. Любая рабыня была бы лучше.»

Ее близость мучила его.

«Нет. Никогда. После того, что было, я не могу с собою совладать. Я сделаю ее такой, какой она была раньше».

Она молчала и он продолжал:

— Меня задержал курьер из Бэрридауна. — Это был перевод на арванетский названия места, где он оставил первое из своих подразделений, чтобы основать здесь базу. Это было позавчера. — А поскольку мы намерены создать там вторую базу, я хотел знать, как там идут дела.

— Ну и как? — хотя она говорила безразличным голосом, но все же говорила. И ему захотелось сказать ей что-нибудь приятное.

— Патруль заманили в засаду. — Он изобразил досадливую гримасу. — Двоих убили, троих ранили. На рассвете караульный был найден связанным. «Неужели она улыбается?»

— Хорошо, — пробормотала она.

— Что хорошо? — Он пытался изобразить вспышку гнева.

— Что погибли люди?

— А почему бы нет? Они там далеко не увальни.

— Но… — Сидир расставил ноги, широко раскинул руки, пытаясь вразумить ее. — Дония, это было бессмысленно. Четверо из трех, кто сидел в засаде, погибли. Двое из них — женщины. Остальные наверняка видели, что они проиграли, но продолжали сопротивляться, даже когда к нашим пришла подмога. Это же безумие — атаковать так близко от нашего лагеря.

— Что ж, они убили двоих, а потом и третьего. И убьют еще больше.

— Мы даже не вторгались на их территорию. Наш отряд разместился на торговом пути.

— Слишком ясно было видно, зачем вы туда пришли, — сказала Дония, подаваясь вперед. Она была заинтересована, и это смягчило ее холодность. — Теперь-то ты поверишь мне, Сидир? Вы не можете захватить северные земли. Вы можете только убить северян. В конце концов часть ваших людей вернется домой… а сколько смельчаков поляжет там?

Какое-то время он стоял молча, потом пробормотал:

— Марс был красным, когда ледник начал наступать.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничто не вечно, ни жизнь, ни форма, ни содержание.

Он помалу начал надеяться, что ему удалось проникнуть за стену, которой она окружила себя. Он хотел незаметно перевести разговор на их отношения и выбирал подходящий момент. Он шагнул к туалетному столику.

— Хочешь вина? Я налью.

Она не ответила. Он налил из графина в фужеры красного вина, подал ей один, поднял свой, как принято у баромьянцев, и сделал глоток. Вино было кислое на вкус, с восточного побережья Рагида, где созревает виноград.

— Дония… — Он сел на край матраса. Его глаза искали ее взгляда. Его тело тосковало по ней, но он сдерживал себя.

— Умоляю тебя, выслушай. Я знаю, почему ты несчастлива. Когда мы пересекли южную границу Рогавики, ты что-то затаила в себе. Я спрашивал тебя, но так и не получил ответа. Почему ты не хочешь мне сказать, что ты чувствуешь, почему не даешь помочь тебе?

Ее взгляд был похож на взгляд пойманной рыси.

— Ты знаешь, почему, — грустно ответила она. — Потому, что ты идешь войной на мою землю.

— Но я никогда этого не скрывал. И тем не менее в Арванете… да и в начале нашего путешествия…

— Тогда это были только намерения, они могли и не осуществиться. А когда это все-таки случилось, все стало иначе.

— И все-таки… ты же не будешь утверждать, что Рогавики населяет одна нация. Здесь живет не твой народ. Твой дом еще далеко отсюда.

— Поэтому я пока могу себя сдерживать, Сидир. Но все-таки больно осознавать, что сегодня страдают народы Яира и Лено, а завтра страдания постигнут и народ Магла.

— Им просто нужно усвоить, что они находятся в подчинении у Престола и соблюдать Имперский мир. Никто не собирается их тиранить.

— Сюда хлынут пастухи и землепашцы.

— Но они будут хорошо платить за землю.

— Это будут вынужденные сделки. Рассуждая так, можно договориться до того, что земля не будет принадлежать никому, ибо ни у кого нет глупой бумаги, по которой эту землю можно назвать своей. Но за какую плату можно вернуть наших диких оленей, лосей и медведей?

— Потребуется много времени, чтобы колонизировать такую обширную страну. Понадобятся целые поколения, чтобы ее обжить. Лишь ваши внуки смогут сказать, что они, наконец, цивилизованы.

— Никогда. Это невозможно.

Ее упорство рассердило его. Он глотнул, и вино немного успокоило его.

— Почему? Мои предки… Но я повторяю тебе свое предложение. Ты и твой Гервар, вы сотрудничаете с нами. Вы не оказываете сопротивления. Вы не помогаете никаким другим народам в борьбе против нас. Напротив, вы помогаете нам убедить их принять тот порядок, который должен быть. И тогда никто не будет пересекать ваши границы без вашего разрешения, и никакие переселенцы не потревожат вас, если этого не захотят ваши потомки.