Филип Фармер - Одиссея Грина

— Возьмите свой компромисс и сосите его, — проворчал Калл.

Бесполезно. Сосать приходилось ему самому.

Калл вернулся к своему завтраку. Он с отвращением оглядел свое жилье: четыре каменные стены — тюрьма-тюрьмой, — каменная кровать, каменная скамья, каменный стол, все сделано из гранита, известняка, базальта. Каменный стол, на который дьявол клал свои младенческие локти вечность :— это сколько? — назад. Каменная скамья со впадиной посередине, где грешные или святые зады ерзали взад-вперед миллиард лет кряду.

Завтрак: кварцевая чаша, наполненная баландой из манны с коричневыми волокнами листьев каменного дерева, похожими на волосатую лапшу. Это были единственные продукты, и он предполагал, что дозволены они были лишь потому, что человеческому существу необходима пища. Человек — не какая-то экоплазма, это плоть и кровь. Человек дышит и кровоточит, у него есть рот, зубы и кишки, которые надо заполнять пищей. А еще каменные деревья поглощали углекислый газ и источали кислород. Это была вполне физическая система, хотя и замкнутая, такая же физическая, как Земля, с которой они сюда явились.

Доев суп и выпив еще одну чашку кофе, Калл побрился каменной бритвой. Надо было следить за внешностью; это диктовалось и чувством собственного достоинства и модой. Сейчас здесь в моде были усы.

Но пока он брился, началось землетрясение. Пол осел. Каменные блоки стены чуть разошлись. Он оперся на стол и продолжал подбривать бакенбарды. Нет, эти негодяи не заставят его потерять самообладание, пусть хоть вся вселенная развалится на куски. Он покажет им, чего стоит.

Как будто им есть до этого дело.

В результате он порезал себе шею. Но, к счастью — а может, наоборот — бритва прошла на волосок от вены.

Выругавшись, он подошел к окну и выглянул наружу.

НАЧАЛОСЬ!

Весь Ад рушился!

Вдалеке и вверху появилась тонкая линия. Она мчалась к нему, к городу, становясь по мере приближения все шире, превращаясь в две стены, образующие острый угол, вроде как нос корабля. И она мчалась через пустыню, поднимая перед собой каменную волну, вздымая с каждого борта по облаку пыли: корабль пустыни, гонимый ветром божьей ярости. Из окон и дверей башен вырывалось пламя. Каменные башни поднимались над ним, как высокие мачты. И этот каменный корабль, объятый пламенем, несся прямо на город, котором жил Калл.

— Началось! — вскрикнул Калл.

Тонны и тонны гигантских гранитных глыб со скоростью шестьдесят миль в час неслись прямо на город, который сам был тоннами и тоннами гранитных плит. Калл закричал; это он-то, который много чего повидал и думал, что уже ничто не заставит его закричать. Он закричал, хотя видывал такое и раньше, хотя был уверен, что столкновения не произойдет.

Столкновения не произошло. Великий город, казалось, спружинил, но выстоял, и масса гранита внезапно остановилась. Гранитные стены застыли в неполной четверти мили от города.

Наступила тишина, крики и вопли на улице стихли. Огромный город, похожий на корабль, начал откатываться. Джек знал по опыту: прежде просто казалось, что громадина несется на него. Это был мираж, простое отражение города, находящегося в Бог знает скольких тысячах миль от них. Во время землетрясений случались иногда странные атмосферные явления. Однажды через пески несся его собственный город, и он увидел сам себя, с ужасом уставившегося в окно башни.

Город с горящими башнями исчез. Они никогда не допустят общения или торговли между христианами и буддистами. Каждый должен страдать в своем собственном Аду. Власти строго следили за этим.

«Если Власти такие умные, — подумал Калл, — почему они не сделали города достаточно большими с самого начала? Или они хотели держать людей в постоянном страхе и ужасе, что оба Ада рано или поздно столкнутся?»

Он тронул лицо и ощутил липкую влагу. Он совсем забыл про свой порез.

Калл слизывал кровь с пальца и смаковал ее солоноватый вкус, ее красный цвет и то, что это его кровь, кровь его плоти. Здесь было мало развлечений, и порой приходилось делать странные вещи, чтобы получить хоть какое-то удовольствие. Он знал человека, который мог лечь на спину, согнуться практически пополам и… Нет, лучше не продолжать. Об этом не стоит думать. Он не хотел думать об этом не потому, что это было вульгарно или противоречило человеческому естеству. Нет, просто он ненавидел этого человека. Ненавидел его за то, что тот мог получить удовольствие, которое было недоступно ему, Каллу.

Он опять посмотрел на свою руку. Кровь продолжала капать. И хотя Калл не боялся умереть от потери крови, кровотечение следовало остановить — Биржа, где он работал, настаивала на презентабельном виде своих служащих. Кроме того, на улице было полно всяких типов, которых вид крови привел бы в слишком сильное возбуждение, и это не только принесло бы ему уйму неприятностей, но, возможно, причинило бы боль.

Он позвонил врачу, который жил в маленькой комнатке в полуподвальной квартире. (Телефон в Аду? А почему бы и нет? Это было сделано теми, кто жил здесь еще до человека — демонами. По всему городу тянулась обширная сеть проводов, они в изобилии торчали на каждом здании или же висели на ветках каменных деревьев).

Врач — типичный «дьявол» — был занят другим пациентом. Теперь нечистые были лишь малой частью населения. Большинство же должно иметь особые права. Нечисть, прежде хозяева здесь, теперь стали рабами. О, рабство это было вполне просвещенным: лишь человеческие существа имели гражданские права. А нечистые не были человеческими существами.

Поскольку Калл был важной персоной, врач, бросив предыдущего пациента, прибыл через пять минут. Доктор Б. О., как все его звали, был усталым и изможденным. Когда-то он был очень привлекательным — этакий гигант с великолепной внешностью. Но теперь он сдал и душой, и телом. Душа его, как и тело, были если не измолоты, то изрядно помяты.

Врач открыл свой маленький черный саквояж, посыпал на рану что-то для остановки кровотечения, а затем смазал рану мазью.

— Почему трясло на этот раз? — спросил Калл.

Врач ответил с нотками усталости в голосе и с искрой раздражения в навозно-карих глазах:

— Очередной катаклизм в Китае.

Полмиллиона душ, упакованных в плоть, переселились в Ад за одну ночь. И Ад раздался, чтобы вместить их. Значит, безграничная вселенная все же не безгранична. Значит, внешний мир подталкивает Город Буддистов, заставляет здания шататься, а то и падать. Тот, другой город был миражом? О, нет! Никогда!

Доктор знал, что все это означает для него и его коллег: больше работы, меньше сна. Доктор настолько вымотался, что даже осмелился пожаловаться Каллу. Конечно, он знал, что Калл либерален и, возможно, не выдаст его. Он даже считал Джека — ошибочно — членом подпольного общества упразднения.