Андрей Платонов - Происшествие в Нескучном саду (сборник)

Пульсирует веною, странный что-то. Что-то неверное в низких частотах.

Сгорбился Робот, вымолвить силится, не может ожить, и стрелка на «стоп», но около рта морщинка извилистая: (может – небрежность, а может скорбь…) Светится в прорезях лампа сквозная, и чудится Шнайдеру – он по-людски смотрит презрительно: «Я тебя знаю…» и тихо пульсируют сталью виски.

Завитковый соленоид зеленеет локоном, и лицо его стальное худобою вогнуто.

По резине глянцевой У стального рта тонко жилка тянется, будто доброта.

И Шнайдеру страшно: – Выгнать! Испорчен!

Отходит под стражей к Роботам прочим…

Повернули тумблер в латах – (дан приказ…) Вынули аккумулятор, свет погас.

Ни тепла, ни рокота, ничего особенногоэ вон выносят Робота забракованного.

Уже ни стихов, ни пенья, ни гуда, горбом отражая мерцание звезд, цельностальное зеркальное чудо Бюссинг повез.

Зал гремит от топота: что ни шаг – залп!

Тридцать девять Роботов покидают зал.

Сплавом стали с кобальтом клещи свисли.

Тридцать девять Роботов на работу вышли.

Чтоб парламент пеплом вытлел, рейхстаг сжечь.

В Спорт-Паласе черный Гитлер держит речь.

Блещут фоно-дугами никельного сверка, зашагали слугами Гуго Гугенберга.

Пролетает морем синим пылью пар.

Облит синим керосином Фили – шар.

Черной свастикой железо на щеке, страшной цепью танки лезут на Же-Хе.

Отливает маслом потным морды сталь – глядя дулом пулеметным, Робот встал.

Среди старья – развинчен и разверчен развороченный, как труп, кошмар,

Забракованный за нечто человечье Робот, брошенный, лежит плашмя.

Робот мертв.

Ржавеют валики.

Ненужный Робот в грязном стоке под грудой жести спит на свалке, его грызет вода – и окись…

Кто б знал!..

Вороны, каркая над свалкой пролетали, и мимо – А мелкие, так как пищи не увидели блестящие детали раскрали юные радиолюбители.

Медь зеленеет и пятнится, как осенний мох под палою березою.

И чудный панцирь разъедает рак, металлов рак – зернистая коррозия.

Осколки ламп И руки врозь, раскинуты пинком, Спи, Робот, забывшие о жесте… спи, прикрытый, обрезками как венком, консервной жести!

Запахом пороха воздух тронут, У пулеметов лежим по два.

Траншеями изморщинен фронт.

Высота 102.

Темнеет.

За спиной – Республика.

Шинель у ног.

Комрот молоденький (три кубика) глядит в бинокль И в шестикратных два круга в деленьях навкрест вплыл курган.

Сначала туманен и матов, резче, и вблизился в круг рак, в защитных латах вытянув лопасти рук.

Сумерки. Холм извилист…

Из-за пригорка вылез, сузив мерцанье линзы, вытянув черный хобот, глянув глазами слизней, светлозащитный Робот.

– Встааа-вай!..

– К пулеметам!..

(а вы пока телефонируйте в штаб полка: у речки Суслонь замечен отряд бронированных, страшного роста; ждем приказаний…) С кургана подряд приподымались количеством до ста вооруженные до подошв, лоб по графам размечен…

Птица упала с облака в рожь, в обмороке кузнечик.

В атаку ли ринуться?

Ждать?..

Наступать?..

– Прицел одиннадцать! Це-лик пять!..

Из-за кургана вполоборота выходят, баллонами плечи сутуля.

Очередь грохота…

Не берет пуля…

Пружиня в рессорах, пулей не тронуты, слонами в проволочном лесу, пошли – гипнотически – двигаясь свинцовые роботы, лапы держа на весу.

– Орудия… огонь! – шарахнулся взвод…

Шепот цепочкой: «лечь…» Но и снаряд отклоняется от странно мерцающих плеч.

Идут, начинается газовый запах, идут на гусеничном ходу.

Как паровозы на задних лапах идут, несут беду.

Слизисто сиз люизит, ПОЛПОЛЯ дыханием выжгли.

Маску сжимая, шепчет связист: – Телефонограмма…

Держитесь…

Вышли…

Сейчас… (захрипел) Из Бобриков вылетели, запрятавши в сталь дизелей сердца, из куска монолитного будто вылитые, топыря когти хватательных цапф, наши аэро. Беда!

На морде у Робота рупор, пулеметною речью орущий вокруг…

Ложится зарево на лица трупов, на крючья хватающих воздух рук.

Вытянув клещи чудесной закалки, шагают в рост колоколен.

Пунцовые!

В зареве!

Как при Калке!

Как на Куликовом!

Сквозь вихрь напролом аэро стремятся, звезда под крылом комсомольским румянцем.

Самолет показался, жужжа мириадами ос, когти расправил, полетом бреющим снизясь, рванул одного, схватил на лету и понес когтями железными Робота в дымную сизость.

Ночь.

Забилась в кусты перепелка.

И Робот гудит в железной руке, как летучая мышь вися в перепонках в белизне осветительных ракет.

А когти аэро впиваются в латы, как рука шахматиста хватает ферзя, и корчатся поднятые автоматы, разбитым стеклом рассыпая глаза.

Но этого мало!

Сосновыми вышками лес закачал, и, мерцаньем пыля, заколосились холодными вспышками советские магнитные поля, И глохнут роботы, слепнут, и, выбившись из сил, не гром, а осечек лепет из пулеметных рыл.

Железные – слепо к траншеям тычутся, резиной приторною дымят…

В кругах концентрических электричества вздрагивает автомат.

А под землею сосен пониже спокойны советские воен-инжи.

Приборами бегают стрелки скорые, и голос по-вологодски пропел: Последний робот на территории у точки Эл.

Взять сюда!

И где кустик щуплится – раскрылся в земле бетонный раструб и вытянулись коленчатосерые щупальца и работа тащат под землю, вглубь Уже произносится слово: Победа!

Над лесом пронесся сияющий АНТ, и песня победы мотором пропета.

– Пожалуй, успеем еще пообедать!..Смеется безусый лейтенант.

Остановилось метро.

Воздушка повисла.

Стали автобусы.

Ни одного пассажира.

Город застыл, полумертв.

И только, вытянув дыма перо, аэро над городом мчится к сияющей пропасти и на вокзале татакает пулемет.

Уже у магазина Смитса и Верндта висит афиша: «Правительство свергнуто.

Исполнительный Комитет».

На площади Мира четыре трамвая лежат.

Мимо витрины шляп провели арестованных полицейских.

Ночь пришла.

По звездам прожекторы тянутся, и гильзами выстреленными соря уже!

занимают радиостанцию вооруженные слесаря.

Уже ревком добивает войну и, дулом лоб кольнув, уже говорят радисту: А ну переведи волну.

Маузера у месье в висках.

– Давай-давай!

Под надписью «Робот» распределительная доска, и тихо ворчит мотора утроба.

Товарищ в доску ткнул сгоряча, месье под маузером залихорадило.

– Не мешкать!

и вниз опущен рычаг, управляющий Роботами по радио.

И на фронте, оступившись о траншею, Робот мотнул пневматической шеей.

Широкие пальцы из никеля скрючились… и сникли.

Будто кровь подобралась под угли – прожектора потухли.

Заворчав стальной утробой, будто заспанный – стал отваливаться Робот на спину.

Замолчал на морде рупор, замотались хоботы, повалились к лицам трупов Роботы.