Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина. Хроники Маджипура

— Тесме?

Она удивленно оглянулась. В дверях стояла ее сестра Мирифэйн, ее близняшка; та же манера говорить, то же лицо, те же длинные тонкие руки и ноги, те же прямые черные волосы. Только на десять лет старше ее и на десять лет более примирившаяся со своей жизнью. Замужняя работающая женщина, мать. Тесме всегда страдала при виде Мирифэйн. Словно смотрелась в зеркало и видела себя на десять лет старше.

— Мне кое-что нужно, — нехотя объяснила Тесме.

— А я надеялась, что ты решила вернуться домой, — сказала Мирифэйн.

— Зачем?

Мирифэйн ответила привычной проповедью о возобновлении нормальной жизни, возвращении в общество и о полезном труде. В конце она сказала;

— Мы упустили тебя.

— Может быть, — ответила Тесме, — но я делаю то, что нужно мне. — Она немного помолчала. — Рада была повидать тебя, Мирифэйн.

— По крайней мере, ты останешься на ночь? Мать скоро вернется, она будет рада, если ты пообедаешь с нами.

— Мне еще далеко идти. Я не могу тратить здесь много времени.

— Знаешь, ты хорошо выглядишь. Загорелая, окрепшая… По-моему, отшельничество тебе на пользу.

— По-моему, тоже.

— Думаешь еще пожить в одиночестве?

— Мне нравится, — ответила Тесме. Она начала завязывать мешок. — Как у вас?

Мирифэйн пожала плечами.

— По-прежнему. Только я на время отправляюсь в Тил-Омон.

— Счастливо.

— Хочу вырваться из нашей заплесневелой зоны и отдохнуть. Холтас согласился поработать там с месяц над проектами постройки новых городов в горах — приходится обеспечивать жильем всех этих инородцев, что начинают прибывать. Он хочет взять с собой меня и детей.

— Инородцев? — переспросила Тесме.

— Ты разве не знаешь?

— Расскажи.

— Ну, иномиряне, что живут на севере, начинают проникать сюда. Есть один вид, вроде ящериц с руками и ногами, они хотят развивать фермы в джунглях.

— Чауроги?

— А, так ты слышала? И еще одно племя, напыщенное и воинственное, с лягушачьими рожами и Темно-серой кожей. Холтас говорит, что они сейчас заняли все мелкие должности в Пидрайде, вроде клерков и писцов, ну и прочих, а теперь начинают наниматься сюда, и Холтас и кое-кто из архитекторов собираются спроектировать для них поселения внутри страны.

— Значит, они не будут вонять в прибрежных городах?

— Что? А, ну, я думаю, часть из них ate равно тут осядет. Никто не знает, сколько их будет, но по-моему, наши вряд ли согласятся на большое число иммигрантов в Нарабале да и в Тил-Омоне тоже…

— Да, я вижу, — кивнула Тесме. — Ну, передавай привет, пойду обратно. Надеюсь, ты приятно отдохнешь в Тил-Омоне.

— Тесме, пожалуйста…

— Что, пожалуйста?

Мирифэйн сказала с досадой:

— Ты такая резкая, такая далекая и Голодная! Мы не виделись уже несколько месяцев, а ты елё терпишь мои расспросы, и смотришь на меня с таким раздражением. Почему ты злишься, Тесме? Разве я тебя когда-нибудь обижала? Почему ты такая?

Тесме знала, что бесполезно снова все объяснять. Никто не понимал ее, никто, и меньше всего те, кто уверял, что любит ее. Стараясь говорить мягче, она ответила:

— Назови это запоздалым переходным возрастом, Мири, или возмужанием юности. Ты очень хорошо относишься ко мне. Но только зря, я все равно уйду. — Она чуть коснулась пальцами руки сестры. — Может, я загляну еще на днях.

— Надеюсь.

— Только скоро не ждите. Передай всем привет от меня, — сказала Тесме и вышла.

Она торопливо и напряженно шла по Городу, боясь встретиться с матерью или с кем-нибудь из старых знакомых, особенно бывших любовников. Она украдкой оглядывалась, как вор, и не раз быстро ныряла в переулки, заметив того, кого не хотела видеть. Встречи с сестрой было достаточно. Пока Мирифэйн не сказала, что она ясно выказывает раздражение, Тесме не сознавала этого. И Мири была права — да. Тесме чувствовала, что остатки раздражения еще кипят внутри нее. Эти люди, эти унылые маленькие людишки со своим ничтожным честолюбием, со своими маленькими страхами и маленькими предрассудками, замкнувшиеся в череде своих бессмысленных дней — они приводили ее в ярость. Чумой рассеяться по Маджипуру, сгрызая не нанесенные на карту леса и загаживая необъятный океан, основывая грязные города среди удивительной красоты и никогда не задаваться какой-либо целью. Слепые, нерассуждающие натуры — это было хуже всего. Никогда они не посмотрят на звезды и не спросят, что это такое. А ведь именно это волновало человечество на Старой Земле, заставляя превращать в копию материнского мира тысячи захваченных планет. Имеют ли звезды хоть какое-нибудь значение для человечества Маджипура? Наверное, Старая Земля все еще для них что-то значит и кажется прекрасной, лишившись за прошедшие столетия серой скучной шелухи и накипи, и, несомненно, Старая Земля далеко ушла от Маджипура, который за ближайшие пять тысячелетий станет ее отражением с раскинувшимися на сотни миль городами, всеобщей торговлей, грязью в реках, истребленными животными и бедными, обманутыми Меняющими Форму, повсюду загнанными в резервации, — со всеми старыми ошибками, принесенными в девственный мир. Тесме это поражало до глубины души, заставляя кипеть от бешенства. Она считала, что все дело от путаницы личных целей, расстроенных нервов и отсутствия любовника, но затопившая ее ярость возникла вдруг от недовольства всем человеческим миром. Ей хотелось схватить Нарабал и сбросить в океан. К сожалению, она не могла этого сделать, не могла ничего изменить, не могла ни на мгновение приостановить то, что они называли распространением цивилизации. Все, что она могла — это вернуться в джунгли к сплетающимся лианам, влажному сырому воздуху, пугливым животным болот, к хижине, к увечному чаурогу, который сам был частью затопляющего планету прилива, но был и тем, о ком она заботилась, кого даже лелеяла, потому что остальным ее сородичам он не нравился, пожалуй, они даже ненавидели его, и она, заботясь о нем, отличалась от них.

Голова болела, мускулы лица стали жесткими, будто одеревенев, она понимала, что идет, сгорбясь, словно неся на плечах всю тяжесть жизни, от которой отреклась. Она сбежала из Нарабала так быстро, как только смогла. Но еще часа два, пока она не свернула на тропку в джунглях и не почувствовала, как спадает напряжение, последние городские окраины маячили позади. Она остановилась у знакомого озера и долго плавала в его прохладной глубине, избавляясь от последней городской гнили, а после, не надевая одежды, а лишь набросив ее на плечи, нагая, направилась через джунгли к хижине.

Висмаан лежал в постели и, кажется, ни разу не шевельнулся, пока ее не было.

— Как тебе, лучше? — поинтересовалась Тесме. — Как ты один справлялся?

— Очень спокойный день. Нога только чуть больше опухла.