Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина. Хроники Маджипура

— За что спасибо? Я дала тебе это начало. За это благодарности не требуется. Теперь ты родился вторично, Валентин, и если понадобится, я сделаю это и в третий раз. Но будем надеяться, что не придется. Твоя судьба теперь идет вверх.

Глаза ее весело блеснули.

— Ты покажешь мне вечером, как ты жонглируешь? Сколько мячей ты можешь держать в воздухе?

— Двенадцать.

— Ну, да, скажи правду.

— Меньше двенадцати, — признался он, — но больше двух. После обеда я устрою представление. И… знаешь что?

— Да?

— Когда я снова буду в Горном Замке, я устрою большой фестиваль. Ты приедешь с Острова и еще раз посмотришь, как я жонглирую на ступенях трона Конфалума. Обещаю. Да, на ступенях трона!

Из порта Нуминор отплыли семь кораблей Леди с широкими парусами и высокими стройными мачтами под командой хорта Эйзенхарта, адмирала Леди, и несли пассажиров: Лорда Валентина Короналя, его первого министра Стифона Делиамбера вруона, его адъютантов Карабеллу из Тил-Омона и Слита из Нарабала, его военного адъютанта Лизамон Холтен, его полномочных министров Залзана Кавола скандара, и Шанамира из Фалкинкина, и других. Флот направлялся в Стойен на конец Алханролского мыса Стойенцар, в дальней стороне Внутреннего Моря. Корабли уже не одну неделю были в море, подгоняемые западным ветром, который дул в этих водах поздней весной, но берега еще не было видно и не будет видно много дней.

Валентин нашел долгое путешествие приятным. Ему нужно было время, чтобы привыкнуть к своему восстановленному сознанию и обдумать, кем он был и кем надеется стать, а для этого — что может быть лучше великих просторов океана, где ничто, кроме узора облаков, не меняется, и время как бы застыло на месте? Валентин часами стоял у поручней флагманского судна «Леди Тийн» в стороне от своих друзей.

Личность, которой он когда-то был, нравилась ему: сильнее и тверже характером, чем Валентин-жонглер, но без отталкивающих качеств души, которые иной раз встречаются у правителей. Бывшее «я» Валентина казалось ему чересчур рассудительным, здравомыслящим и умеренным. Это был человек серьезный, не любящий шуток, понимающий природу ответственности и обязательства. Он был хорошо воспитан, как и полагается тому, кто всю жизнь проводил в подготовке к высокому положению, в основательном изучении истории, законодательств, управления и экономики, чуть меньше — литературы и философии и, насколько представлял Валентин, лишь поверхностно — математических и физических наук, которые были не в ходу на Маджипуре.

Обретение бывшего «я» было для Валентина как находка клада. Но он все еще не полностью соединился с другим «я» и имел тенденцию думать, «он» и «я», или «мы», вместо того, чтобы видеть себя единым целым. Но эта брешь с каждым днем уменьшалась. Слишком велик был вред, нанесенный мозгу Короналя в Тил-Омоне, чтобы теперь не было разрывов между Лордом Валентином и Валентином-жонглером.

Возможно, вдоль этой трещины навсегда останется рубец, но Валентин мог по желанию перешагнуть эту трещину и идти в любую точку своей прежней линии жизни, в детские годы или в короткое время своего царствования. И куда бы он ни заглянул, он видел такое богатство знаний, опыта, зрелости, о каком и не мечтал во время своих странствий. Он входил в эти воспоминания, как в энциклопедию, в библиотеку, и был уверен, что полное объединение с прежним «я» своевременно произойдет.

На девятую неделю путешествия на горизонте показалась тонкая зеленая линия суши.

— Стойенцар, — сказал адмирал Эйзенхарт. — Видишь, сбоку темное пятно? Это гавань Стойен.

Валентин изучал берег приближавшегося континента в подзорную трубу. Валентин-жонглер ничего не знал об Алханроле, кроме того, что это самый большой континент на Маджипуре, первым заселенный людьми, место огромной массы людей и потрясающих чудес природы и местопребывание правительства Маджипура, дом Короналя и Понтифакса.

Память Лорда Валентина знала много больше. Для него Алханрол означал Замок на Горе, самое по себе почти планету, на склонах которой можно было потратить всю жизнь и не успеть насытиться всеми чудесами пятидесяти городов. Алханрол — это Замок Лорда Малибора на Горе, потому что Валентин так называл его, когда был мальчиком, и сохранил эту привычку даже во время своего правления. Теперь он мысленно видел этот Замок, охватывающий вершину Горы, которая походила на многорукое существо, протянувшее свои скалы и пики и альпийские луга вниз — к громадным долинам. Замок со многими тысячами комнат, здание, которое как бы жило и добавляло по собственному желанию новые флигели и пристройки. Алханролом был также бугор над Лабиринтом Понтифакса, и сам подземный Лабиринт, полная противоположность Острову Леди. Леди жила во Внутреннем Храме на согретой солнцем и открытой ветрам высоте, окруженной кольцом открытых террас, а Понтифакс зарылся, как крот, глубоко под землю, в самую нижнюю часть своего королевства, окруженную кольцами Лабиринта. Валентин только однажды был в Лабиринте по поручению Лорда Вориакса много лет назад, но воспоминание о винтовых пещерах все еще было свежо.

Алханрол также означал шесть рек, сбегавших со склонов горы замка, и животные-растения Стойенцара, которых он скоро увидит, и деревья Треймона, и каменные руины Беласьерской равнины, которые, как говорят, существовали еще до появления человека на Маджипуре. Тонкая линия на востоке стала шире, но все еще была едва заметна. Валентин ощутил всю обширность Алханрола, развертывавшуюся перед ним, как титанический свиток, и спокойствие, царившее в его мозгу во все время путешествия, сразу растаяло. Он жаждал как можно скорее высадиться на берег и начать поход к Лабиринту.

Он спросил Эйзенхарта:

— Когда мы достигнем суши?

— Завтра вечером, милорд.

— Тогда сегодня устроим праздник. Лучшее вино для всех и представление на палубе.

Эйзенхарт серьезно посмотрел на него.

Адмирал был аристократом среди хортов. Более стройный, чем большинство его соплеменников, он имел до странности сдержанные манеры, что Валентин находил несколько неприятным. Леди весьма высоко ценила адмирала.

— Какое представление, милорд?

— Немножко жонглирования. Мои друзья чувствуют ностальгическое желание снова заняться своим ремеслом. Вот как раз подходящий случай отпраздновать благополучное окончание нашего путешествия.

— Да, конечно, — сказал Эйзенхарт.

Он официально поклонился, но ему явно не нравились такие штучки на борту его флагмана.

Валентин предложил это из-за Залзана Кавола. Скандару было беспокойно на корабле, он часто двигал своими четырьмя руками в ритме жонглирования, хотя никаких предметов у него в руках не было. Ему было труднее, чем кому-либо другому, мириться с обстоятельствами похода через Маджипур. Год назад Залзан Кавол был королем в своей профессии, непревзойденным мастером жонглирования, со славой ехавшим из города в город в своем поразительном фургоне. Теперь же он был лишен всего: фургон сгорел в лесах Пьюрифайна, два брата остались там же, а третий — на дне океана. Он больше не отдает приказаний своим работникам, а вместо вечернего представления перед пораженной публикой, наполнявшей его карманы кронами, он идет теперь в кильватере Валентина от места к месту как второстепенный персонаж.