Александр Арбеков - Баллада о диване

— Ну, ситуация с ним довольно банальная. О, — этот бедный Ван Гог! Честно говоря, не думаю, что он достоин того ажиотажа, который сложился вокруг его имени и, вообще, вокруг этой странной личности и его искусства. Могу поделиться с вами своим исключительным мнением в отношении этого типа, по совершенно страшному секрету, — улыбнулся я. — Собственно, какой это секрет… И мнение моё отнюдь не исключительное.

— Ну, и?! Очень интересно!

— Идиотом, придурком и балбесом был этот, якобы, гений! Вернее, он был сумасшедшим и полным отморозком! Ухо себе отрезал… Зачем, к чему? — возмущённо произнёс я.

— Ну, ну…

— По одной из версий, суховей какой-то на него подействовал и чрезвычайно обеспокоил разум. Вернее, затмил его. Как же назывался тот ветер с юга? Какой-то испанский, или французский, или итальянский… Не помню. Но суть ни в том! Совершенно ни в том! Ни в отрезанном ухе, ни в ветре с Сахары или ещё откуда-нибудь, — задумчиво произнёс я.

— А в чём?

— В непонимании тебя миром.

— Да, вы совершенно правы.

— А в чём, собственно, его гениальность? Самой настоящей мазнёй занимался. Тоже мне, великий пост импрессионист! Ничего такого исключительного и особенного в его живописи я не нахожу и не наблюдаю, и считаю, что даже я написал бы что-то более значительное и достойное! — смело заявил я.

— А «Подсолнухи»?

— Да, его «Подсолнухи» не плохи. Признаю сей факт… — скорбно и задумчиво произнёс я. — Не мне судить, но «Подсолнухи» действительно не плохи. Очень и очень не плохи…

— А «Ночное кафе», а «Пейзаж в Овере после дождя»? Какие контрасты цвета! Какая порывистость ритма!

— На любителя, на любителя… Увы, творчество Ван Гога в целом совершенно не трогает мою душу, — усмехнулся я и сделал глоток пива. — Ну, а вот «Подсолнухи» всё-таки неплохи, очень неплохи… Вынужден признать данный факт ещё и ещё в сорок девятый раз…

— Почему именно в сорок девятый?

— Семь на семь…

— Понятно…

— Вернёмся к несчастному Ван Гогу. Всё остальное его творчество, — полная ерунда! Мазня! Чушь! Белиберда! Ах, да! Мне, честно говоря, нравятся ещё и «Виноградники в Арли», или как там их…

— Жаль, что вы придерживаетесь такого категоричного мнения по поводу творчества Ван Гога, — искренне опечалился Негодяй.

— Боже! — засмеялся я. — Кто бы мог подумать, что в конце явно затянувшегося марта, в этом старом заброшенном парке я повстречаю человека, который что-то знает о Ван Гоге!? Когда среди легиона безмозглых компьютерных идиотов, невежд и дебилов с тощим, тупым и немощным разумом обнаруживается вдруг эрудированная личность с живым умом, то, какое же удовольствие от общения с ним получаешь! Боже мой!

— А знаете, почему гении неистребимы и вечны? — вдруг спросил Негодяй.

— Почему?

— Потому что они живут в потомках, — мрачно и тяжело произнёс мой случайный знакомый.

— А кто же они, ваши предки?

— Я думаю, что моим предком являлся Сократ!

— Сам Сократ? О как! — изумился я.

— Именно так! Данное предположение, увы, недоказуемо, но я ощущаю за своим плечом его ироничную улыбку и чувствую дыхание мудреца с признаками глубокого и бесконечного перегара.

Я весело и от души рассмеялся.

— Не вижу ничего смешного, — поморщился Негодяй.

— Ладно, оставим эту весьма скользкую и сомнительную тему о наших предках, — поморщился я.

— Оставим на время.

— А в чём, собственно, проявляется эта самая ваша гениальность? Ну, конкретно? — насмешливо спросил я и дал гению денежную купюру, которая должна была поддержать нашу тонкую, крайне чувствительную и сверх интеллектуальную беседу.

— Во всём!

— А именно?!

— Я же сказал! Во всём, а особенно в философии. Сейчас быстро схожу за пивом, и продолжим нашу интересную и содержательную дискуссию, сударь! — засуетился философ.

— Конечно, конечно, — я легко и весело рассмеялся, встал, задумчиво и неторопливо прошёлся по аллее парка туда-сюда, любуясь прозрачно-голубым небом и надеясь на скорое возвращения гонца.

Он не заставил себя долго ждать. Мы с удовольствием сделали по паре глотков напитка, который решительно и холодно стискивал зубы, похрустели солёными орешками, меланхолично помолчали некоторое время, вперив взгляды в редкие облака, которые как всегда незаметно и легко появились ниоткуда.

— Да, долгожданная весна всегда приходит неожиданно, — задумчиво произнёс Негодяй.

— А вы знаете, недавно я тоже самое подумал об осени.

— Вот как? Может быть, может быть…

— Но мы с вами оба неправы.

— Почему?

— Неожиданно наступает только зима. Перед её приходом ещё длится осень, деревья неторопливо и одно за другим сбрасывают остатки багряно-жёлтой листвы, на улице ещё вроде бы сравнительно тепло. Вот настала ночь, а утром мы с удивлением и восторгом вдруг обнаруживаем, что весь мир за окном покрыт белым-белым снегом!

— Да, вы правы. А вот весна, лето и осень лишены свойства приходить неожиданно. Весна легко и плавно переливается в лето, особенно средних и северных широтах. Лето, в свою очередь, также неторопливо и неспешно, под шелест опадающей листвы, трансформируется в осень.

Мы снова полюбовались небом и сделали по глотку пива. Я вдруг неожиданно сам для себя с грустью продекламировал:

— «Вот и лето прошло! Эту фразу мой друг произнёс вдруг в апреле. А ему я, наивный дурак, не поверил».

— Я так понимаю, что это начало гениального стихотворения? Боже мой, как точно, тонко и умно сказано! — восхитился Негодяй. — Да, дни мелькают. Время неуловимо, иллюзорно и неумолимо. Оно протекает сквозь пальцы в никуда… Очень жаль. А может быть так и надо…

— Увы…

Я вдруг вспомнил о своей проблеме, касающейся времени и иного мира, и задумался.

— Кхе, кхе, кхе…

— Ах, да! И так!?

— Что, — и так!?

— Ну, я о философии. Вы же, вроде бы, философ!?

— Я великий и неповторимый философ!

— Ну и прекрасно.

— Извольте, сударь! Задайте тему, — Негодяй вдруг вытащил из внутреннего кармана куртки довольно объёмистую замусоленную флягу и с удовольствием приложился к ней.

— О, как!

— Извините за небольшое отступление от сути, но при осмыслении мудрости должны наличествовать экстаз, знаете ли, а кроме этого — вдохновение. Пиво таковых последствий не предполагает.

— Без проблем! Ради Бога! Готовьте себя к экстазу и вдохновению! Без экстаза — никуда! Вообще-то, только истинный экстаз рождает вдохновение! А оно, в свою очередь, рождает экстаз! Вот таков пасьянс, однако. Только так, и никак иначе! — усмехнулся я.

— О, как интересно и мудро, однако, подмечено! Экстаз и вдохновение несомненно — два близнеца брата, — задумчиво произнёс Негодяй.

— Скорее, они брат и сестра, — легко улыбнулся я и спросил у мудреца. — А нельзя ли мне приобщиться к этому напитку, дабы тоже почувствовать истинный экстаз?