Сергей Плеханов - Советская фантастика 50—70-х годов (антология)

— А шастают? — успел врезаться Шан.

— Шастают, шастают, ой, как шастают. В прошлую субботу соседа там вон, за той горочкой, подожгли. Выскочил — а в него из пистолета. Хорошо, что в доме друзья были — так целая перестрелка была, еле отбились. А домик сгорел.

— Кто же стрелял?

— А ведьма их знает. Ушли все. Может, дружки хозяев бывших, может, другой преступный народ. А вы ехали — рисковали: не любят здесь «пернатых», в мундире особенно — пуля невесть откуда прилетит. Рисковали, рисковали… И срочность такая была, наверное, да? Убываете куда — в Дроме проездом, да?

Проездом, Мос. Горон передает тебе твою постоянную долю.

— Должок, Шан, должок.

— Твою постоянную долю, Мос. И с условием.

Шан достал из-под стола маленький красный чемоданчик, с которым приехал.

— Вот… Вот… Вот…

По мере того как на столе появлялись ампулы с про-товитом, пакеты прессованного чернука, булькающие банки сикера, золотые и серебряные амулеты, честные глаза Моса заволакивала сладкая дымка.

— Ах, Горон, Горон… Нет, старая дружба не ржавеет. Кажется, что общего: я — маленький человек, а Горон — орел, повелитель «пернатых». А не забывает Моса верный товарищ, не забывает. Говорят про него всякое, обижаются некоторые, а я думаю — зря. Большой души человек Горон, и честен, и справедлив, и нежен. А жестким бывает — так профессия такая: защитник, сторож нашего неба. Он и в «топорах» орлом ходил, как же… Я трусоват, характера не хватает, — вот и копаюсь в низине жизненной, а Горон — храбрец, он весь в небе, всегда на высоте.

— Теперь условие, Мос. Ты должен помочь нам. Нам — значит, Горону. Ясно? Мы — это Горон. Так должно быть сказано в письме. Так?

— Сказано, сказано… Но я человек маленький, я всей душой, только…

— Ты должен устроить нам встречу с Тирасом. И как можно скорее — завтра или послезавтра.

— А зачем вам Тирас?

— Ты чересчур любопытен, Мос.

— Не знаю, не знаю… Тирас — министр, второе лицо на Свире, правая рука Кормчего, а что я? Червяк! Как я могу приказывать Тирасу? Меня даже не пустят к нему! Нет, не по силам мне, не по силам. Рад бы услужить старому другу Горону, за подарочек отблагодарить, но… Не смогу, не смогу, что другое, а это не смогу. Конечно, если кое-кого попросить, раскошелиться. Да и то вряд ли. Конечно, если Горон не постоит за расходами… Так это еще столько же надо.

— Ты загнул, Мос. Столько же — чересчур. Половина — куда ни шло. Еще половина!

— Да разве я себе? Я же для людей, мне самому ничего не надо. Тирас ведь не пешка какая. И срочность к тому же. А вдруг Тирас заупрямится, спросит — зачем я им нужен? Что я скажу?

— Мос, ты получил хороший подарок от Горона. Тебе показалось мало. Я добавил еще половину — от себя.

— Я не вижу второй половины.

— Вторую половину ты увидишь после того, как скажешь, когда и где мы встретимся с Тирасом.

— Тирас не пойдет на пустой крючок. Я должен передать ему предложение. А что я ему скажу?

У Шанина пересохло горло. Не спрашивая разрешения, он налил себе полный стакан ледяного молока. Мос услужливо пододвинул хлеб, и это окончательно доконало Шана. Он отставил стакан. Резиновый пупс был неуязвим. Он мгновенно вывертывался из любых положений. И радужная улыбка по-прежнему цвела на его ярко-пунцовых губах. Сип тоже ухмылялся, наблюдал за поединком. И Шан пошел последним козырем — сунул прямо под нос Мосу корешок женьшеня.

Мос вдохнул и забыл выдохнуть.

— Это не тебе. И не Тирасу. У вас не хватит серебряных, чтобы отколупнуть полкусочка от этого корешка. Это — для Кормчего. Ты понял, какая идет игра?

Мос превратился в шар.

Сип перестал ухмыляться и отодвинулся от стола, чтобы были видны обе двери, ведущие в комнату, и как бы невзначай положил руку на пояс с пистолетом.

— Но зачем… зачем вам… зачем нам… нам… Тирас?

— Может, ты сам проведешь нас к Правителю? — со всем возможным сарказмом отпарировал Шан, беря реванш за час изнурительного словоблудия. — Сам — без Тираса?

Но Мос подскочил, будто не обратив внимания ни на издевку Шана, ни на позу Сипа. Он покатился к внутренним дверям, возбужденно подпрыгивая и одергивая дешевенькую клетчатую пижаму, распахнул их настежь и закричал тоненько:

— Лира! Лирочка! Вставай, детка, мы стали с тобой за счастливых людей — мы имеем дорогих гостей! Чудесные, воспитанные люди! Вставай, мое солнышко, мы будем праздновать из их визита! До самого утра!

И он воздел свои бескостные ручки, приглашая гвардейцев внутрь дома.

За толстыми дверями двойной доски был иной мир. Огромная паукообразная театральная люстра, отсвечивая масляным золотом и позванивая хрустальными подвесками, щедро высвечивала каждый уголок антикварного интерьера: инкрустированный перламутром и розовой слюдой потолок; застывшие волны парчовых портьер, за которыми неярко мерцало золотое плетенье противомоскитных сеток на окнах; необъятные лебяжьего пуха кресла на ножках-копытцах; древние, ручной работы ковры, которые сделали бы честь любому музею, старые картины — подделки под земных художников и местные шедевры, собранные, правда, не из-за живописных достоинств, а как иллюстрации к мифологическим сюжетам; несколько огромных фолиантов в переплете из красного сандала с золотыми застежками, разностильные пуфики, качалки, лежанки, кушетки; медвежьи шкуры вокруг низкого, едва в локоть высоты, необъятного круглого стола из черного эбенового дерева, хрустальные вазы и кубки: тонкий фарфор узкогорлых кувшинов; майолика, резьба по кости, серебряное тиснение, тонированное чернью…

— Это — тайна моего сердца, высокие. Я имею это не для того, чтобы жить, а живу, чтобы иметь это. У всех свои слабости, высокие. Тишина, свежий воздух, красивые и ценные вещи… Вдали, так сказать, от грубого глаза человеческой зависти… Зачем лишний раз дразнить соседей, напоминать им, что они неудачники, простофили, недотепы? Здесь в каждой вещи — мой подвиг, моя борьба, моя месть и победа… Месть и победа, о которых не знает никто… Ну как?

— Потрясающе. Действительно потрясающе. Даже мороз по коже.

— Если бы я сказал тебе, сколько это стоит, тебя бы сожгло пламя, Шан. Но я не хочу твоей смерти. Вы — мои гости, и мы будем праздновать. Ты поймешь, что с Мосом можно делать дела.

В Дрому возвращались на рассвете. Под обшарпанным капотом неказистой машины Моса оказался новенький супермотор двойной тяги, а под задним сиденьем — станковый пулемет. Все четверо оживленно болтали о погоде и летящих мимо пейзажах.

Дрома еще спала. Тишину нарушали только всхлипы дворницких щеток да урчание мусоросборщиков.

Мос высадил гвардейцев за квартал до «Изобилия».

— Нечего мозолить глаза… Значит, как договорились, Шан, встречаемся сегодня в три на центральном стадионе, ты имеешь с собой вторую половину подарка, а я — место и время вашей встречи с Тирасом. Я приду после начала скачек и сам найду вас.