Уильям Тенн - Миры Уильяма Тенна - Том 02

Я стал высматривать такси, да только знаете что? На улице машин было — раз, два и обчелся, да и те тащились как черепахи. Иногда вдруг, правда, вылетала какая-нибудь — словно на скоростном шоссе, так что аварий хватало.

Когда я увидел первое столкновение, я подбежал посмотреть — не могу ли чем помочь. Но водитель уже выполз из машины сам. Он уставился на пожарный кран, который своротил, посмотрел, как из него вода хлещет, потом встряхнулся и побрел прочь. После этого я уже не обращал внимания на аварии, только посматривал, не вынесет ли какую машину на тротуар, по которому я шел.

Но фонтан из пожарного крана напомнил мне, что сказал тот бродяга. Может, правда в воде что-то было? Я пил кофе, но ведь кофеварку я наполнил накануне. А зубы почистить я не успел. И Дорис, и тот парень в коричневом свитере — они оба не завтракали, воды не пили. А уж о бродяге и говорить нечего. Похоже, дело действительно в воде.

Я тогда ничего не знал о той компании ребят, увлекавшихся ЛСД, — ну, понимаете, о той, где тусовалась дочка инженера с водопроводной станции, — это уже потом выяснилось, что она добралась до схем своего папаши. Вот ведь бедняга! Но я сообразил, что лучше держаться подальше от всего, куда могла попасть водопроводная вода. Так что на всякий случай я заглянул в магазин самообслуживания и запасся упаковкой банок содовой — знаете, таких, с открывалкой на крышке.

Продавец в трансе вылупил глаза на стену. У него был такой ужас на лице, что я почувствовал, как у меня

волосы зашевелились. Я так и ждал, что сейчас он начнет визжать, но ничего не случилось. Я положил доллар на прилавок и ушел.

Пройдя квартал, я остановился посмотреть на пожар.

Горела одна из тех халуп, что тянутся вдоль начала 6-й улицы. Огня видно не было, просто из окна третьего этажа вырывалось облако дыма. Перед домом собралась толпа сонных, словно чем-то опоенных людей; там же околачивалось несколько таких же малахольных пожарных. Большущая красная пожарная машина стояла на тротуаре, врезавшись носом в витрину цветочного магазина, а рядом валялась кишка — кто-то догадался насадить ее на кран, и она изредка выкашливала полгаллона воды, словно туберкулезная змея.

Мне не понравилась мысль о том, что внутри могут быть люди — безропотно сгорающие живьем. Так что я протолкался сквозь толпу и вошел в дом — на лестничную площадку на первом этаже. Дым там был такой густой, что подняться выше оказалось невозможно. Но я обнаружил пожарника, который удобно расположился у стены, надвинув шлем на лицо.

— Никакого пива, — бормотал он себе под нос. — Ни пива, ни парилки. — Я взял его за руку и вывел оттуда.

К этому времени пошел дождь, и мне захотелось встать посреди улицы на колени и сказать «Спасибо» Господу Богу. Дело было даже не в том, что дождь погасил тот горевший дом — просто, знаете ли, если бы в тот день все время не начинало моросить, от Нью-Йорка мало что осталось бы.

Тогда я, понятно, не знал, что все происшествия сосредоточены только в Нью-Йорк-Сити. Помню, я еще гадал, спрятавшись от дождя в подъезде напротив, не было ли все случившееся хитрой военной операцией. И не только я так думал, как выяснилось потом. Я имею в виду объявленную по всей стране тревогу и отчаянные попытки Москвы связаться со своим представителем в ООН. Я недавно прочел о соглашении, которое русский ооновец в тот день подписал с Парагваем и Верхней Вольтой. Неудивительно, что Совету Безопасности пришлось объявить все, что произошло в здании ООН в те двадцать четыре часа, не имеющим силы.

Когда дождь прекратился, я снова пошел на север. Перед витриной магазина Мэси — который на углу 34-й и Шестой авеню — собралась огромная толпа. Полуодетый парень и вовсе голенькая девица должны были заниматься любовью на кушетке — в тот день в витрине рекламировалась мебель — так они на самом деле этим занимались.

Я стоял, окруженный всеми этими лицами с выпученными глазами, и не мог с места двинуться. Рядом какой-то тип с хорошим кожаным кейсом в руках все бормотал: «Ах, как красиво! Просто пара лимонно-зеленых снежинок!» Потом куранты на Геральд-сквер — знаете, те, на которых две статуи с молотами в руках отбивают часы, колотя по колоколу, — начали вызванивать двенадцать раз: полдень. Тут я встряхнулся и протолкался через толпу наружу. Те двое в витрине все продолжали.

Там, где толпа была не такая густая, какая-то женщина — очень приличная седая женщина в черном платье — переходила от человека к человеку, забирая у всех деньги. Она вытаскивала бумажники у мужчин и кошельки из сумочек у женщин и складывала их в большую хозяйственную сумку. Стоило кому-нибудь хоть чем-то проявить неудовольствие, когда она принималась за свое, она тут же оставляла этого человека в покое и бралась за следующего. Свою сумку она уже еле тащила.

Тут она вдруг поняла, что я за ней наблюдаю, и так и вытаращилась на меня. Как я говорил, мы — которые не зомби — в тот день узнавали друг друга немедленно. Она жутко покраснела — от шеи до своих седых волос, потом повернулась и бросилась бежать во все лопатки. Ее каблуки громко стучали, из-под черного платья выбилась розовая комбинация, а сумку она крепко прижимала к себе.

Какие только номера люди в тот день не откалывали! Вроде тех двух парней из Хобокена. Они услышали по радио, что в Манхэттене все посходили с ума, напялили на себя противогазы и рванули по туннелю — примерно за час до того, как по нему перекрыли движение — и явились на Уолл-стрит, чтобы ограбить банк. У них даже оружия не было: они решили, что просто заявятся в банк и покидают деньги в свои пустые чемоданы. Да только вместо этого голубчики угодили между молотом и наковальней: двое полицейских на патрульных машинах устроили на улице перестрелку — они уже давно терпеть друг друга не могли. Я много подобного тогда повидал — всего теперь и не упомнишь.

А вот что я хорошо помню — это что все шло по нарастающей. Я выбрался на Бродвей — к тому времени я уже махнул рукой на то, чтобы добраться до офиса, — так там было гораздо больше разбившихся машин и сидящих на тротуаре и по-идиотски улыбающихся людей. Пока я добрался до южной части Тридцатых улиц, по крайней мере трое выпрыгнули из окон. Они летели по длинной кривой, потом раздавался бумм-хлюп, а никто кругом и ухом не вел.

Чуть ли не в каждом квартале мне приходилось отбиваться от какого-нибудь умника, который жаждал рассказать мне о Боге или о Вселенной, а то и просто поделиться восторгами по поводу восхода. Я решил... ну вроде как уйти за кулисы на время, так что зашел в кафе поблизости от 42-й перекусить.

Двое официантов сидели на полу, держались за руки и рыдали как крокодилы. Пятеро девиц — с виду секретарши — таращились на них, как болельщики на стадионе, и хором скандировали: «Не покупай в “Ор-бахе”, в “Орбахе” дорого! Не покупай в “Орбахе”, в “Орбахе” дорого!»